Владимир Щербак - Буревестники

Почему генерал Муравьев окрестил будущий город именно так? Потому что незадолго до этого на другом конце Российской империи основали крепость Владикавказ, из названия коей явствовало её назначение: владеть Кавказом! Аналогичным было назначение нового города: владеть Востоком!

Пасмурным, но тёплым июньским днем 1860 года парусно-винтовой транспорт «Манджур» с андреевским флагом, вяло свисающим с кормы, бросил якорь в гавани Владивосток. На пустынный берег высадились сорок солдат. Транспортом командовал капитан-лейтенант А. К. Шефнер, солдатским десантом – прапорщик Н. В. Комаров.

Офицеры понимали значительность момента, поэтому первым делом приказали вытесать флагшток, а когда всё было готово, построили нижних чинов и отсалютовали взвившемуся полотнищу саблями. Возможно, что потом господа офицеры вспрыснули это дело, откупорив прихваченную с корабля бутылочку «шампузы», и долго сидели на песочке у воды, покуривая и высказывая различные предположения относительно перспектив будущей крепости. А ещё потом, возможно, что они, устав от споров и слегка сомлев от жары и выпитого, растелешились, нырнули в тёплую солёную воду и долго плескались там, звонко, по-мальчишески гогоча от удовольствия.

Ну а нижние чины, не имевшие образования для определения путей экономического, военного и политического развития будущего города, а также времени для праздного досуга, сняли с себя ремни, закатали рукава белых солдатских рубах и по-мужицки поплевали на ладони: работы было невпроворот. Солдаты валили лес, строили казарму, кухню, склад, пробивали в густых зарослях дикого жасмина и багульника первые тропы. А когда тропы стали улицами, они получили имена Шефнера и Комарова. Имена же сорока солдат 3-й роты 4-го Восточно-Сибирского батальона навсегда остались неизвестными.

Пост был основан военными, а первым штатским жителем в нём стал купец – это и определило лицо Владивостока, он рос как военная крепость и как коммерческий порт одновременно. Двадцать лет спустя он был возведён в степень города, заимел полицейское управление, окружной суд и собственную газету. К тому времени в нём насчитывалось 8837 жителей (7933 мужчины и 904 женщины). Население начало быстро расти, как только открылась регулярная судоходная линия Одесса – Владивосток. Координаты нового русского порта – 132 градуса 02 минуты восточной долготы и 43 градуса 47 минут северной широты – становятся хорошо известными штурманам Добровольного флота.

Как в Мекку, как в землю обетованную, пошёл-поплыл во Владивосток славянский народ. «На зэлэный клын биля велыкого моря» устремились безземельные хохлы, с мечтами о вольной землице ехали «встречь солнцу» русские мужики тульских, рязанских, орловских и прочих губерний. Но не только крестьяне, тщетно надеявшееся на землю, на волю, на лучшую долю, гнали сюда, в новые, неизведанные края, – честолюбивые офицеры, неудачливые чиновники, русские и иностранные купцы, а также истинные патриоты и исследователи, революционеры, сосланные царём из обеих столиц, и каторжники, беглые и освобождённые, искатели приключений и флибустьеры всех мастей и просто люди, испытавшие удары судьбы и жаждавшие начать всё сначала на краю света. Каждый пароход с переселенцами на борту, приходивший во Владивосток, представлял собой Ноев ковчег с «чистыми» в каютах и «нечистыми» в трюмах.

Вот с сиплым гудком вползает в бухту Золотой Рог громадный 1800-сильный «лапоть» Доброфлота «Хабаровск». Пронзительный осенний ветер рвёт в клочья дым, выходящий из высокой чёрной трубы. Несмотря на холод и брызги разбиваемых форштевнем и колёсами волн, на палубах толпится разномастный переселенческий люд: крестьяне в зипунах и армяках, онучах и лаптях; мастеровые в полушубках, шарфах и валенках; «полупочтенные» – сиречь мелкие купчишки, подрядчики, мещане – в поддёвках и сапогах; и наконец, немногочисленные господа в шубах и шинелях, в котелках и фуражках, в «лакирашках» и английских штиблетах. Представительницы прекрасного пола делятся на две группы: «женщины в шляпках» и «женщины в платках», так что определить социальную категорию любой из них проще простого.

Палубы завалены скарбом переселенцев: бесчисленными узлами, мешками, корзинами, сундучками, деревянными клетками с курами, запелёнутым в тряпье разнообразным крестьянским инструментарием, швейными машинками Зингера, тульскими самоварами, саратовскими гармошками и многим другим, необходимым для жизни, и это свидетельствует о том, что люди, спалив за собой все мосты, приехали сюда навсегда.

Они стоят и смотрят, как впереди, прямо из воды, вырастает город. Сначала показываются каменистые верхушки голых сопок, потом их склоны с редкими, беспорядочно разбросанными домишками. Но чем ниже к морю, тем больше виднеется домов, и среди них немало каменных. По правую руку белым утесом возвышается собор.

Молодая крестьянка с измождённым лицом – следствие пятидесятидневного плавания – прижимает к груди ребенка и со страхом глядит на бесконечные, обтёсанные ветрами сопки, губы её шевелятся – творят молитву. Рядом с ней старуха – мать или свекровь – сидит на узлах, как наседка на яйцах, и сердито смотрит на берег, она заранее ненавидит эту чужую землю, в которую ей скоро предстоит лечь. Её сын или зять, мужик в ветхом долгополом азяме 15, смущённо теребит свою чёрную бороду, оглядывая город, словно прикидывая: не шило ли на мыло сменял.

Одна из тех, что в шляпках, судя по всему, жена вон того лейтенанта флота, зло кусает хорошенькие губки. Да, сударыня, это вам не Европа, не Гельсингфорс, где раньше служил ваш супруг. Но не отчаивайтесь, он у вас, видать, служака, вон как придирчиво рассматривает корабли, стоящие на рейде; сделает лейтенант карьеру, получит повышение и снова увезет вас в европы!

Среди пассажиров, как это обычно водится, обнаруживается один, который не впервые приезжает во Владивосток; находясь в центре внимания, слегка рисуясь, он тычет тростью в окружающий пейзаж:

— Это, господа, гора Тигровая, а вон та – Орлиное Гнездо… А вон там так называемый Гнилой Угол, оттуда непогоды приходят…

Все слушают и пугаются, и только мальчишка-гимназист, сын врача из Киева, поклонник Майн-Рида и Купера, возбуждённо блестит глазами, считая себя счастливцем: жить в таком диком и экзотическом краю!

«Хабаровск» меж тем, подталкиваемый буксирами, подвалил к причальной стенке Коммерческой пристани, ошвартовался возле шхун «Авось», принадлежащей купцу 1-й гильдии Суворову, и «Надежда» – собственность знаменитого дельца Бринера, которому, кстати говоря, принадлежала едва ли не половина всех коммерческих судов, приписанных к Владивостокскому порту.