Владимир Щербак - Буревестники

— Вот-вот! — подхватил Серёгин. — Ему хорошо: у него краля на берегу, вот он и ходит сытый. А я, может, забыл уже, как это делается…

— Сволочи вы тут все! — глухо сказал Рублёв.

— Но-но, ты нас не сволочи! — ощетинился Шебэ. — Мало Яшка тебе дал? Щас добавим – юшкой умоешься!

Иван, выматерившись, ушёл в кормовой кубрик. Матросы сидели на банках и рундуках, играли в карты, штопали форменную одежду, писали письма. Рублёв встал у открытого иллюминатора, закурил. Лушкин, подойдя, робко тронул его за рукав.

— Я ведь хотел как лучше, Ваня… Я ведь не знал, что так всё…

— Да ладно… — махнул Рублёв и, помолчав, добавил: — Озверели мы все на этой службе, будь она проклята!..

А наверху затянулось ожидание.

— Ну Яшка, кобелина! — выругался Шебэ и опять цвиркнул плевком, только на сей раз прямо на палубу. — Дорвался до бесплатного!

— Чую, после него там уже нечего будет делать! — нервно хохотнул Серёгин. — Пошли, за ноги его стащим!

Матросы двинулись к люку, ведущему в форпик. Шебэ первым перешагнул комингс и остолбенел.

— Господа офицеры! — команду подал, как и положено, старший по званию – капитан 1-го ранга барон Ферзен, командир порта.

Офицеры встали, приветствуя входившего в Морское собрание генерала Ирмана, бывшего командира 4-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады, а ныне нового коменданта крепости Владивосток. Генерал вошел стремительно, бравируя своей строевой выправкой и моложавостью. Поздоровался ласково:

— Добрый день, господа!

И в следующее мгновение жизнь в собрании пошла своим чередом: забренькал рояль, застучали бильярдные шары, зазвенели бокалы у буфетчика, и старший лейтенант Штерн с треском распечатал новую колоду карт.

Он сидел за ломберным столиком с бароном Ферзеном, со старшим офицером крейсера «Аскольд» бароном Остен-Сакеном и командиром миноносца «Бодрый» капитаном 2-го ранга Курошем. Штерну сегодня явно не везло, и вскоре, проиграв все наличные деньги, он уступил место капитану 2-го ранга Балку, командиру отряда миноносцев. Сам, взяв шампанского, сел в кресло у окна.

— Не везёт в картах – повезёт в любви! — ухмыльнулся Курош, поджарый, смуглый, с чёрной кудрявой бородкой и злыми рысьими глазами. Остен-Сакен шепнул ему что-то на ухо, Курош громко и бестактно захохотал.

Штерн стиснул зубы и сделал непроницаемое лицо. Игра за столом возобновилась, а старший лейтенант переводил свой пронзительный взгляд с одного игрока на другого и, мстительно усмехаясь, вспоминал всё, что он знал об этих людях. А знал он немало.

Вот, например, капитан 2-го ранга Курош. До войны он был лейтенантом и служил на крейсере «Минин». Уже тогда он был знаменитым на всю Балтику пьяницей и изувером. Штерн и сам был жесток и часто наказывал нижних чинов, но никогда не опускался до рукоприкладства. Курош же в отдельные дни избивал до пятнадцати-двадцати матросов. Он не прощал даже малейшей провинности. Ставил матроса «во фрунт», ходил вокруг него мелкими жилистыми шажками и матерился, постепенно распаляя себя, а как только доходил до кондиции, забрасывал руки за спину, поворачивал перстень камнем внутрь кулака, чтоб не потерять, и начинал избиение. Измахратив несчастного, бросал его и коршуном кружил по кораблю, отыскивая новую жертву. Потом он напивался до положения риз, приползал к избитым накануне матросам, просил у них прощения, плакал, совал им деньги. На другой день всё повторялось.

Однажды команда не выдержала и обо всех безобразиях лейтенанта написала анонимное письмо адмиралу Рожественскому. Не знали как будто кому пишут – такому же самодуру и изуверу. Получив послание, адмирал пришёл в ярость, но не по поводу избиения, а по поводу появления жалобы, и заявил перед строем, что если найдёт автора – самолично повесит его на рее.

Когда началась война, и вторая, а следом и третья Тихоокеанские эскадры вышли в поход на Дальний Восток, Курош, ставший к тому времени капитаном 2-го ранга, был назначен флагманским артиллеристом. Весь поход он не просыхал от пьянства, и даже когда корабль, на котором он шёл – броненосец «Император Николай I», вступил в бой, Курош был, что называется, еле можаху. Тем не менее он вылез на мостик и начал произносить патриотические речи до тех пор, пока адмирал Небогатов не рявкнул:

— Уберите с моих глаз эту пьяную личность!

Матросы свели кавторанга вниз, в каюту, где он и проспал до сдачи броненосца японцам.

Теперь этот тип служит во Владивостоке, он командир миноносца «Бодрый». Когда напивается, очень красочно рассказывает, как он «крошил япошек в Цусимском бою». Он считает себя обойдённым по службе и лютует пуще прежнего.

А вот другой цусимский «герой» – барон Ферзен. И прошлом, девятьсот шестом году царь наградил его золотым оружием за храбрость. Он, Штерн, тогда не поверил своим ушам и переспросил знакомого штабиста, сообщившего ему эту новость: «За что, за что?» — «За храбрость!» — повторил офицер, тонко улыбнувшись. Да уж храбрость барона была общеизвестна…

Во время войны капитан 2-го ранга Ферзен командовал крейсером «Изумруд». Он считался либералом, и его круглая, с румянцем, физиономия, украшенная рыжими усами с подусниками, всегда источала добродушие и приветливость. Барон не гнушался разговоров с нижними чинами, в общении был мягок и даже слащав. Причина либерализма капитана 2-го ранга, очевидно, крылась в страхе перед возможным матросским бунтом. В Цусимском сражении «Изумруд» показал себя, в общем, неплохо и вышел из боя без особых повреждений и без потерь в личном составе. Решено было прорываться во Владивосток. Развели пары и на предельной скорости пошли на север. Командир крейсера панически боялся преследования японскими кораблями, они ему мерещились повсюду. На подходе к Владивостоку он стал бояться ещё и русских мин. Этот страх загнал его севернее, в бухту Владимира. Там Ферзен посадил крейсер на мель и, совсем растерявшись, приказал взорвать корабль. Свой нелепый и даже преступный приказ он обосновывал нежеланием отдать «Изумруд» противнику, который, впрочем, существовал только в безумной фантазии командира. Скрепя сердце матросы подчинились, и новехонький, 1903 года спуска на воду, крейсер был взорван, после чего команда пешим порядком двинулась во Владивосток.

Впереди себя моряки гнали громадное стадо коров. Генерал Казбек, тогдашний комендант крепости, передал по телеграфу приказ: закупать повсеместно скот и гнать его до ближайшей железнодорожной станции. Так и делали, и вскоре стадо увеличилось до пятисот голов. Босой и оборванный, покрикивая на коров, вызывая недоумение и насмешки у местного населения, шёл по Приморской области экипаж крейсера «Изумруд».

На станции Океанской моряки наконец сдали скотину, а сами погрузились в эшелон. Радовались тому, что приезжают в город ночью, что никто не будет свидетелем их позорного финиша. Однако местные власти устроили команде пышную встречу с речами и музыкой, и матросы не знали, куда девать глаза от стыда.