Матвей Ройзман - Минус шесть

Конечно, ни вы не знаете Фишбейна, ни он вас не знает. То, что он вас не знает — понятно, но то, что вы его не знаете — удивительно! В доброе старое время из десяти встречных девять указали бы адрес Арона Соломоновича. Он был старостой московской хоральной синагоги, был первым благотворителем в Москве, запросто заходил к Полякову-старшему, и пристав городской части, не говоря о городовых, козырял ему фи каждой встрече.

Не стоит рассказывать о том, что отец Фишбейна был не бедным человеком. С ним можно было говорить о чем угодно; но когда дело доходило до денег, он ругался, кричал, что его грабят, что его уже ограбили, и не давал ни копейки. Фишбейн был интересным молодым человеком, ему хотелось сшить себе новенькую пару, купить барышне цветы, перекинуться в стуколку, — чего ему не хотелось? Сначала он брал из кассы по трешке, по пятерке. Когда отец уезжал на ярмарку, он выуживал по красненькой и по четвертной. Долго ли можно выдержать такую каторгу? Однажды Фишбейн получил по доверенности отца порядочную сумму, положил ее в карман и сказал себе:

— Арон, не будь дураком! Твой отец сидит на деньгах, как курица на яйцах, и такой случай может не повториться. Бери деньги и начинай жить, как человек!

Он взял деньги и умышленно поселился в паршивых номерах. Отца хватил удар. Фишбейн похоронил его, купил место на Смоленском рынке и стал торговать. Он мерз, унижался и экономил. Когда у него накопилась сумма, на которую он мог открыть магазинчик, — его нос не понравился околоточному надзирателю. А вы знаете, что такое околоточный надзиратель? Он нашел в палатке Фишбейна якобы краденый товар, пригрозил ему тюрьмой, и Фишбейн отдал этому мерзавцу все, что имел.

Тогда Фишбейну было восемнадцать лет. Он знал цену деньгам, достигал вершины счастья, и все полетело к чортовой матери. Он поступил приказчиком в московскую фирму «Кантор и Ко». Он служил, и как служил! Его били по голове: хозяин — аршином, бухгалтер — мемориалом, старший приказчик — куском вельвета. Его били, а он изворачивался и добивался своего. Он стал главным коммивояжером фирмы, получал сто целковых и суточные. Купцы в провинции издевались над ним:

— А, носик приехал! Наше вам с огурчиком!

Другие чуть ли не плевали в физиономию:

— У жидов не покупаем, — вот бог, а вот порог!

Но Фишбейн уговаривал их, как маленьких, и шел против всех фирм: тафту Сижэ он продавал дешевле на четвертак, чем сам Сижэ, и наживал на сижевском канаусе по полтиннику. За ним бегали представители фирм, как за полицеймейстером. Он уже командовал над своими мучителями у Кантора, его приглашали к себе другие московские фирмы. Он бросил службу у Кантора и поступил на триста целковых к теплорядскому Вишняку. Фишбейн переманил к нему всех покупателей Кантора, Кантор ловил его на улице и на квартире, рвал на себе волосы и кричал, что дает Фишбейну четыреста, пятьсот, шестьсот, и сверх жалованья полпроцента! Вишняк стал так торговать, что через год построил себе каменный дом и двухэтажную дачу в Богородском. Когда Фишбейна призвали на военную службу, Вишняк заявил ему:

— Идите спокойно! Я буду высылать вам жалованье!

Он получал это жалованье так же, как его покойная бабушка. Через три месяца Фишбейн получил отсрочку по близорукости и вернулся в Москву. Он пришел к Вишняку и сказал:

— Здравствуйте! Теперь или вы подохнете, или я подохну!

Три года он гнул Вишняка в бараний рог, увел всех его покупателей к старику Кантору, подкупил старшего вишняковского приказчика и торговал той же материей, что и Вишняк, дешевле на десять процентов. Он чуть не поругался с Кантором, первым своим компаньоном, но достиг своей цели: Вишняк стал полным банкротом. Фишбейн скупил за бесценок вишняковский товар и открыл собственный магазин. Он бил приказчиков аршином по голове, глумился над фабрикантиками и имел таких покупателей, что пальчики оближешь! Шутка ли сказать: Фишбейн монопольно скупал на московском рынке весь манчестер.

В то время Фишбейн сосватал вишняковский дом Вахромееву из Рыбинска. Это был крупный купец, либерал, каких мало, и он предложил Фишбейну вместо куртажа квартиру в четыре комнаты. Фишбейн не хотел ехать один, а отказаться от квартиры было жалко, и он решил жениться. У Кантора росла единственная дочь, Циля. Девушка, как все девушки богачей: в меру толста, в меру умна и в меру обучена музыке и французскому. Она хотела мужа покрасивей и побогаче, чем Фишбейн, хотя он был выше среднего роста, имел все на своем месте: глаза, нос, рот, и совсем был не похож на еврея! Но старик Кантор сказал «да», и они повенчались. С этого дня фортуна повернулась к Фишбейну лицом, и он без остановки лез вверх и вверх. Прежде всего: германская война. Существуют такие чудаки, которые признают войну и идут в солдаты. Фишбейн же, как это теперь говорится, отроду был антимилитаристом. Вахромеев устроил ему поставочку для интендантства, вторую он сам получил, а третью, генеральную, они провели вдвоем. После этого Фишбейн купил фабрику, стал потихоньку работать радомэ и от радомэ перешел к другим тканям. В одном магазине ему стало тесно, и он подумывал о солидном помещении с представительным швейцаром в дверях. Тогда произошла неприятность.

На глазах Фишбейна студенты вытащили из автомобиля и арестовали помощника градоначальника Заккита. Фишбейн видел красные флаги, слышал марсельезу и все-таки ничему не верил. Он пришел домой и сказал жене:

— Помяни мое слово, Цилечка, это все штучки Пуришкевича. Они нарочно это подстроили, чтобы выведать, кто против них и кто за них. Голову даю на отсечение, что будет такой погром, какого еще мир не видел!

И в первый раз в жизни он ошибся: Романов в самом деле отказался от верного дела и оно перешло в руки Керенского. Любезный Александр Федорович, сам того не зная, много хорошего сделал Фишбейну: во-первых, Фишбейна избрали председателем домкома, и он стал главнее Вахромеева в вахромеевском доме; во-вторых, еще бы годик, — Фишбейн не то что вахромеевский дом, три бы таких дома купил!

Но Фишбейн понял, что дело обстоит не так просто. Уже в июле он заставил домком завести охрану: железные ворота обили досками, в десяти шагах от них поставили другие — деревянные с бойницами, и от этих ворот провели по всему дому сигнализацию.