Владимир Киселев - Человек может

В дверь заглянула секретарь.

— Дмитрий Владимирович, — сказала она. — Возьмите трубку. Муромцев.

Редактор долго не отнимал трубки от уха, а затем сказал с неожиданной усталостью:

— Да, да, я сейчас же приеду.

Положил трубку и обернулся к Лене:

— Вот, кстати, вызывают в отдел пропаганды…

Очевидно, неприятности, — поняла Лена. Она вернулась к себе.

Как это два отрицания в грамматике составляют одно утверждение? — припомнила она. — «Нет-нет» — все равно отрицание. — И вдруг сообразила: неплохой — хороший, незлой — добрый. Очевидно, так.

На столе лежали свежие газеты. Лена медленно развернула страницу и равнодушно провела взглядом по заголовкам. Она вздрогнула. Внизу, подвалом, был помещен очерк под названием «Волшебная ручка». Посмотрела на подпись — В. Ермак. Ей вспомнился рассказ Валентина Николаевича о поэте и его «волшебной ручке».

Неужели это напечатали? — подумала она, наспех просмотрела газетные столбцы, встретила имя Павла Сердюка, Марьи Андреевны Вязмитиной, отложила газету, вынула из сумочки зеркальце, посмотрела в него, прошлась по кабинету, а затем села за стол и стала внимательно читать. Как это часто с ней бывало, слова, которые она читала в газете, воспринимались так, словно их читал вслух автор, и сейчас каждое слово звучало для нее голосом и интонацией Валентина Николаевича.

В начале очерка Ермак рассказывал о том, что некогда Гарольд Ллойд поставил кинофильм, который назывался «Бабушкин внук». Герой этого фильма — Гарри — был невероятно труслив. Это очень огорчало его бабушку — мужественную и умную женщину. Однажды она рассказала Гарри о том, что отец его был таким же трусом, как он, но, несмотря на это, совершил много подвигов и неоднократно изумлял окружающих своей храбростью. У него был талисман — ручка от старого зонтика. Тот, кто обладал талисманом, становился необыкновенным храбрецом. Бабушка сохранила эту ручку, она передала ее Гарри. И трус превратился в героя. Гарри верил, что его оберегает талисман, он даже не догадывался, что храбрецом в действительности был он сам, а придуманная бабушкой волшебная ручка только помогла проявиться этому прежде скрытому в нем качеству.

Обо всем этом Валентин Николаевич вспоминал в связи с открытием молодого ученого — Павла Сердюка.

Автора очерка уже давно занимал вопрос о том, какими путями приходят к значительным открытиям в технике. В биографиях Уатта часто рассказывают, что маленький Джемс любил наблюдать, как подпрыгивает крышка над кипящим чайником, и что будто бы это впоследствии натолкнуло его на мысль создать паровую машину. Но, очевидно, дело не только в этом. Ведь сотни тысяч людей сотни тысяч раз видели, как кипит чайник. Однако паровую машину создали не они, а Уатт. Следовательно, были в нем какие-то внутренние качества, которые помогли случайному наблюдению перерасти в важное открытие. Павел Сердюк — человек безусловно незаурядных способностей, что он доказал, получив за три года, экстерном, специальное высшее химическое образование, — все же едва ли сделал бы свое открытие, если бы Марья Андреевна Вязмитина не дала молодому научному работнику «волшебную ручку». Этим талисманом, этой «ручкой от зонтика», был рассказ Марьи Андреевны об идее, принадлежавшей покойному академику Вязмитину. Осуществление этой идеи, как утверждают специалисты, отдалено от нас многими и многими годами и десятилетиями. Но, получив от Марьи Андреевны «волшебную ручку», Сердюк нашел способ ускорения промышленной фиксации атмосферного азота, открыл новый катализатор, — значит, положил еще один камень в ряд тех камней, по которым ученые перебредут бурный и опасный поток непознанного в науке будущего — химии.

Заканчивался очерк утверждением, что, послужившая пока лишь «волшебной ручкой», первоначальная идея в сроки, возможно, во много раз более короткие, чем кажется сегодня, будет осуществлена.

Павел Сердюк, — подумала Лена. — Туповатый верзила… Но что бы он ни делал — дрался в парадном, работал монтажником или открывал новые пути в химии — он будет делать. А я — рассказывать о его делах.

Она опустила защелку на замке, подошла к дивану, легла лицом к дерматиновой спинке и прищурила глаза. Картинки не появлялись. Пупырышки торчали как гвоздики.

Софья Аркадьевна протянула продавцу десять рублей.

— На все, — сказала она. — Это сколько получится?

— Пятьдесят штук? — спросил продавец.

— Нет, — ответила Софья. — Дайте мне сто штук. Вот вам деньги.

Продавец стал отсчитывать газеты.

— Объявление о разводе?.. Или напечатали ваше стихотворение? — спросил он.

— Нет, — улыбнулась Софья. — Крупный выигрыш.

— По трехпроцентному?

— Предположим.

— Но для чего же вам так много таблиц?

— Хочу получить по каждой.

Софья Аркадьевна не считала себя хорошим человеком. И не без оснований. Ей, да и не только ей, было известно, что она совершила немало поступков, которые никак не могли бы войти в разряд достойных одобрения. При этом она никогда не замечала, чтобы ее совесть становилась в оппозицию к ее интересам.

Но, как это ни странно, она считала таким же и своего мужа, Олега Христофоровича, хотя за все время их совместной жизни он не только не совершил поступка, заслуживающего в чем-то осуждения, но и ни разу не сказал ни одного слова, которое можно было бы признать неблагоразумным или даже неосторожным.

Когда Софья узнала о том, что Павел поступает на работу в институт, между ней и мужем состоялся такой разговор.

С о ф ь я (раздраженно). Ты берешь Павла Сердюка?

О л е г Х р и с т о ф о р о в и ч (рассеянно). Да, да… Такой милый молодой человек… Помнишь, он когда-то наладил электричество…

С о ф ь я. Зачем он нужен в институте?

О л е г Х р и с т о ф о р о в и ч. Я не понимаю твоего вопроса. Я считаю, что мы обязаны выдвигать молодых способных людей. Кроме того, мне приятно оказать услугу Марье Андреевне — вдове покойного Константина Павловича. Ведь этот молодой человек, по сути, ее приемный сын. И, сколько мне известно, она очень озабочена тем, чтобы помочь его будущему. Кстати, я как-то мельком слышал, что у нее остались неопубликованные работы Константина Павловича.

С о ф ь я. И ты полагаешь, что Марья Андреевна передаст их этому Сердюку?

О л е г Х р и с т о ф о р о в и ч. Что это ты такое говоришь? Я просто вспомнил о том, каким плодовитым и неутомимым человеком был академик Вязмитин…

С Софьей Павел встретился в первый же день своей работы в институте. Он покраснел и замялся, но Софья поздоровалась с ним, как здороваются с человеком приятным, но малознакомым, сказала, что рада видеть его в институте, что готова быть ему полезной, хотя работает в другом отделе.