Владимир Киселев - Человек может

Не золото, а настоящие листья. И не эбен, а мокрый асфальт. Но такой продуманный узор, такое сочетание тонов, такой размах и такая щедрость, что когда идешь по этой мозаике — хочется самому стать лучше.

— Здорово! — сказал Павел.

— Хорошо! — ответила Лена.

Хорошо. Очень хорошо, что садовая дорожка выстелена этой неповторимой мозаикой из листьев клена и каштана. Что идет дождь и пахнет дождем и листьями. Что осень. Что Павел…

Лена подобрала мокрый каштан и принялась сдирать кожуру, осторожно отгибая коричневые шипы.

— От этого пальцы станут желтыми, — заметил Павел.

— Они уже желтые и горькие, — возразила Лена, рассматривая свои узкие пальцы.

— Вот как это делается, — сказал Павел и взял у нее каштан. Он резко взмахнул рукой и ударил тяжелым плодом о землю. Из кожуры вылетело два каштана с плоскими, сдавленными боками.

— Двойняшки! — обрадовалась Лена.

Один из этих каштанов она протянула Павлу, и он спрятал его в карман.

Они остановились у низкого, сплетенного из металлических прутьев забора, отделяющего парк от крутого склона. Ветер нагромоздил ухабов на Днепре — древней дороге человечества. На всех дорогах человечества много еще ухабов. Он дул порывами, подхватывая в ресторане, расположенном на террасе, на склоне, обрывки веселой и шумной мелодии. А когда ветер затихал, от входа в парк доносился голос диктора — там стоял репродуктор: «…доброй воли… новой войны… атомное оружие… мира во всем мире…»

— Если бы ты знал, — сказала Лена, — как я боюсь сейчас войны… Когда человеку хорошо — он особенно боится и не хочет войны…

— Войны не будет, — сказал Павел и поежился от холодных капель, брошенных порывом ветра за поднятый ворот плаща.

Вчера он поздно работал в лаборатории. На улице лил дождь. Город умолк. А в лаборатории было светло и тепло, и каждый занимался своим делом, и дело шло хорошо. Но когда по улице одна за другой промчались несколько пожарных машин, разрывая сумерки воем сирен, — все на минутку замерли. Никто не сказал ни слова, но все насторожились. А затем продолжали работу как ни в чем не бывало.

— Нет, войны не будет, — повторил Павел.

— Ты рад ответу на телеграмму? — спросила Лена.

Он послал телеграмму Петру Никитичу: «От всей души спасибо за доверие. Промотор действует». Сегодня он получил ответ.

— Еще бы!

— Значит, теперь уже скоро будет получен катализатор, который в бактериях?.. О котором ты говорил?..

— Нет, это не так просто…

Все-таки она ни черта не понимала в химии. И это ему не мешало.

— Это примерно так же, как вот если сделать иголку… Рыбную косточку, заостренную с одного конца и с отверстием на другом. Или даже металлическую. Но от этой иголки до швейной машины — шагать и шагать…

— Неужто так далеко?

— Очень далеко, — строго сказал Павел. И вдруг мягко улыбнулся: — А может быть, и не так далеко, как мне кажется. Человек может… Человек — до чертиков может…

Дождь усилился. Как глупо поступают люди, когда надевают дорогую одежду. И берегут ее. Человеку нужна такая одежда, как у него. Или как у Лены. Плащ. Обувь на резине — чтоб ходить по лужам. Чтоб гулять под дождем. Когда Киев особенно хорош. Осенью…

— Тебе не обидно, что работу, которую ты начал… для которой ты сделал так много — теперь возглавляет Алексей?

— Нет. Если и обидно, то чуть-чуть. Я уверен, я бы разобрался и без Алексея. Но, может быть, на это у меня ушли бы годы. Только на то, чтобы установить, почему не действовал промотор. А с Алексеем — за два месяца…

Два месяца работал он с Алексеем и Зиной в заводской лаборатории. А теперь и Лубенцов с ними. Месаильский на выборах в академию был забаллотирован. Перешел на преподавательскую работу. Как ни цеплялся за институт, а вынужден был уйти. Вместе с Софьей. Недаром он так боялся Сергеева. Но и Павел боялся Сергеева. Особенно когда он снова приехал в Киев и вызвал Павла. Уж он не церемонился. Он был не из тех, кто церемонится. Он сказал все, что думает о попытке Павла подделать результаты эксперимента. Но потом он предложил Павлу перейти на работу в лабораторию при одиннадцатом заводе. Лаборатория расширялась, переоборудовалась. По настоянию Сергеева руководителем лаборатории был назначен Алексей.

— Нет, я доволен тем, что работаю с Алексеем, — сказал Павел. — Тверже себя чувствую. Кстати, наша лаборатория будет превращена в научно-исследовательский институт…

Он взял ее за руку, и, как всегда, когда он прикасался к ней, во рту у него пересохло. Он провел по губам намокшим рукавом своего плаща.

— Пойдем же, — тихо и нежно сказала Лена.

По широкой лестнице, украшенной неповторимым узором из листьев клена и каштана, они спустились на круглую площадь с темным холмом клумбы посредине. Дождь внезапно прекратился. Небо поднялось выше и выгнулось круче.

Я благодарю Вас, уважаемая Марья Андреевна, за ту истинно отцовскую заботу, которую Вы выказали по отношению ко мне, и, думая о том, что я таким образом, может быть, облегчу груз, который Вам вынуждены нести на плечах, я хотел бы этой тысячею рублей, которые я честно заработал, поддержать благосостояние вашей семьи.

Не «Вам», а «Вы».

Мне это очень приятно. Деньги будут лежать там же, где лежат остальные наши деньги. Когда они вам понадобятся, вы сможете их там взять в любое время.

Кто однажды ел из жестяной миски, обязательно повторит это еще раз.