Василий Золотов - Земля горячая

Я включила радио, принялась готовить ужин, но услышанный разговор не давал мне покоя: о чем все-таки они договорились, какой бой они хотят дать Карпухину? Тут же я вспомнила о Тане, спирте и записочках. Наверное, Таня все рассказала Шуре…

И верно, вскоре на «Богатыре» состоялся товарищеский суд над Карпухиным и его прихлебателями.

Остались позади тревожные дни ревизии, допросов, слез, горячих перепалок на партбюро. Разговоров в Усть-Гремучем — хоть отбавляй. Говорили, будто карпухинская компания разбазарила сотни литров спирта. Зал «Богатыря» был набит до отказа — буквально повернуться негде. Пришли и рыбаки. Толя сказал мне, что вокруг «Богатыря» тоже полно народу.

Я посмотрела на Карпухина — лицо его осунулось, посерело. Он сидел неподалеку от стола, за которым возвышалась фигура Степанова, и нервно пожимал плечами. Время от времени он посматривал на Булатова, который, как ни странно, ободряюще подмигивал своему начснабу. Председатель суда Степанов, кое-как успокоив шумевшую публику, изложил суть дела. Затем слово предоставили Карпухину. Торопливо и путано пытался Карпухин обелить себя в глазах людей.

— Разве я себе спирт брал, разве положил в свой карман хоть одну чужую копейку? — театрально возмущался он. — Нет, и сто раз нет! Все делалось для общей пользы…

Степанов резко отодвинул стул:

— Да, ты, Карпухин, ни к кому не залез в карман, это верно. И вроде честным себя считаешь. Давайте разберемся. Работаешь ты начснабом порта, а делаешь такие дела, которые снабжения-то и не касаются! — И, обращаясь уже не к Карпухину, а к сидящим в зале людям, Степанов продолжал: — Потребовалось, скажем, песчаную косу перед управлением порта засадить деревьями — Карпухин посылает своего подчиненного в автобазу рыбокомбината. Тот уговаривает шоферов сработать налево. И расплачивался Карпухин спиртом. Да, по документам он ни копейки не взял себе. А как выяснилась недостача спирта, попытался прикрыть ее липовым документом — спирт, мол, взаймы дали рыбокомбинату. Не удалось ему это, пришлось расплачиваться! Но разве только ценности ему были доверены? Он отвечал и за людей. Ведь это что же такое, товарищи, получается — незаконно выдавал спирт, незаконные сделки совершал… Так в старое время тут, на Камчатке, и на Чукотке купчишки действовали! По-моему, надо перевести Карпухина на низовую работу. Тогда он поймет, что к чему.

К судейскому столу вызвали Таню. Не легко было бедняге, я видела, что Таня готова сквозь землю провалиться от стыда. Говорила она сбивчиво, неуверенно, и все же собравшиеся в зале «Богатыря» сочувствовали ей. С разных мест раздавались выкрики: «Опутал Карпухин деваху!», «Здорово окрутил, чертяка!»

Толя сидел, понурив голову, и нервно скручивал в трубочку газеты. «Волнуется», — подумала я. Да и как ему не волноваться — Карпухин свои делишки обделывал и тогда, когда Толя был парторгом порта… Он, конечно, не мог не знать о махинациях начснаба.

К столу, за которым сидели Степанов и члены суда, пыхтя, пробрался Булатов, вызванный как свидетель. Грузно повернувшись к залу, он забасил:

— Карпухин не преследовал корыстных целей, товарищи. За что же судить его? Человек за общее дело страдает! Карпухину свои деньги пришлось выложить на бочку. Не каждый из нас сделал бы это! — демагогически воскликнул Булатов. — Вы посмотрите, — показал он рукой на окно, за которым виднелись зеленые кроны молодых деревьев. — Здесь были пески, грязь, мусорная свалка. Все разровняли, расчистили бульдозеристы. У нас тогда еще не было техники, вот и приходилось просить у рыбокомбинатовцев. Разве такие контакты не на пользу общему делу? Разве эта зелень не радует вас?

Толя Пышный вдруг, скомкав газету, крикнул запальчиво:

— Нет, не радует, Семен Антонович! И откуда у вас такое нелепое понятие: преступление для общей пользы! Если хотите знать, из-за вас и Карпухин, да и я подчас не понимали, что совершаем преступления!..

Булатов грубо оборвал Толю:

— Когда ваша милость были парторгом, то рассуждали вы так же, как и я. Что же случилось?

— А случилось то, что случается рано или поздно с каждым, — человек начинает видеть, что хорошо, а что плохо!

Булатов, опасаясь, вероятно, что Пышный начнет перечислять всякие неблаговидные делишки, сказал председателю:

— Нельзя ли без хаоса? Что это, сходка, что ли?..

Степанов спросил Толю:

— Хочешь еще что-нибудь добавить?

— Да, — ответил Толя твердо. — Мне кажется, рядом с Карпухиным должен сидеть и Булатов! Это он поучал Карпухина, как надо ловчить и изворачиваться, вместо того чтобы действовать, как полагается — официально, по закону!..

Булатов покраснел, глаза его грозно сверкнули. Он так посмотрел на Толю, что казалось, вот-вот бросится на него.

После Толи поднялся один из капитанов и сказал, что перед отправкой его судна в рейс пришлось тоже израсходовать спирт на угощение представителей порта во главе с Булатовым. Капитан считал, что все это пошло на «пользу дела», чтобы ускорить отправку судна, а теперь понял — был не прав…

Булатова словно кольнул кто-то. Он вновь стал усердно обосновывать ту же нелепую точку зрения, упрямо повторяя, что любые средства оправданы, когда в виду имеется общая польза. Но теперь он говорил зло, горячась и волнуясь.

Хотя Булатов и усиленно защищал своего подчиненного, никто не ожидал, что Карпухин дойдет до такой наглости. А он прямо так и сказал:

— Ну что ж — да, выдавал спирт, и расписки словчил. А для чего я это сделал? Для себя, что ли? Нет, не для себя — для вас же, для общего!

Толя был мрачнее тучи. Мне стало жаль парня. Подсев к нему, я тихонько пожала его руку. Он посмотрел на меня и прошептал:

— Галка, как я был слеп, какой я был дурак!.. И никто не встряхнул меня… до самых выборов…

— Видишь ли, Толя, — сказала я, — мы все тогда многого не понимали…

Кто-то шикнул на нас:

— Чего шепчетесь? Приговор выносят!

— Ну, и что там сказано?

— Перевести Карпухина в разнорабочие…

— А ведь Карпухин так и не понял, за что его судили, — процедил сквозь зубы Толя, когда мы выходили из зала «Богатыря».

— Поймет! — уверенно сказал подошедший к нам Игорь. — Поработает месяца два грузчиком — непременно поймет!

— Грузчиком?.. Сомневаюсь, — усмехнулась я, — Булатов дружка в обиду не даст.

Справа от нас шла Шура, что-то убежденно говорившая Тане Нечитайло. Рядом деловито шагали Бакланов и Ерофеев.

«Так и не понял Булатов, что прошло время, когда можно было прикрываться фразой «для общего дела», — подумала я. — Еще одно-два «вливания» — и поймет!»

Быстро темнело. К нам пристроились Шура, Минц и Бакланов. Шли мы плотной шеренгой, перегородив улицу. Шура сказала весело: