Юрий Либединский - Дела семейные

Кешечка был выбран в горсовет, он наладил снабжение поселка, замостил улицы. Теперь костыли были оставлены, Кешечка или мчался по поселку в инвалидной колясочке, которую ему собрали здесь же, на заводе, использовав мотор автодрезины, или ходил опираясь на палку, и только по одной ноге, которая была отрезана особенно коротко и потому позволяла себе выкидывать непроизвольно-нервные па, можно было догадаться о том, что с ногами у него что-то неладно. Кешечка сильно потяжелел, страдал одышкой, но в разговоре его по-прежнему присутствовала неизменная шутливость, а в блестящих глазах появлялась порой непривычная грусть.

С главным инженером Леонид познакомился впервые здесь, в кабинете директора. Это был белесый человек с серым лицом. Похоже, что он болел печенью. В выражении лица было что-то недоверчиво-присматривающееся, как будто бы он боялся, что его хотят обмануть, втянуть в какую-то грязную историю. Впрочем, то, что он говорил, казалось Лене Сомову довольно резонным. Его прислали из Министерства транспортного машиностроения. Он справедливо говорил, что завод погряз в исполнении мелких случайных заказов, предлагал воспользоваться наладившимися отношениями с железнодорожным ведомством и переоборудовать завод на производство автокаров для перевозки багажа. С этим директор соглашался. Но когда главный инженер предложил для этой цели на три месяца приостановить завод и переоборудовать его, приспособив для новой цели, Кешечка решительно не согласился, — он утверждал, что можно переоборудовать завод на ходу, что не нужно сосредоточиваться на производстве только лишь автокар и что нельзя пренебрегать другими заказами.

В том, о чем сейчас спорили директор и главный инженер, не было для Лени ничего нового. Он много раз слышал обо всех этих трудностях от жены, сейчас он начинал ухватывать их общую причину. Завод представлял из себя случайное соединение станков, спешно эвакуированных с запада в первые дни вторжения фашистов. Их удачно приспособили для ремонта танков, а потом и для ремонта тракторов. Но случайность и разнокалиберность оборудования сейчас сказывались все сильнее. Следовало определить производственный профиль завода и в соответствии с этим наладить технологию.

— Значит, закрыть завод? И надолго? — задиристо спрашивал Кешечка.

— Да, месяца на три... — отвечал главный инженер.

— Черт те что!

Главный инженер молча пожал плечами.

Двухчасовой разговор, свидетелем которого стал Леонид, ни к чему так и не привел — это был не первый разговор и не последний. В конце его решилась вдруг участь Лени.

— Ну вот, поняли, чем мы болеем? — неожиданно повернувшись к нему, спросил директор. — И вам, молодой человек, придется принять участие в нашем, как это говорится по-медицински, консилиуме. Конструкторское бюро номер один — это солидная фирма, и не только в наших Больших Соснах. У нас вакантная должность помощника главного инженера по технической части, вот мы и предлагаем вам занять эту должность. Мы уже с вами знакомы, нашему коллективу вы человек не чужой, даю вам на ознакомление одну неделю, а через неделю, — он полистал календарь, — выходит, в среду с утра... Вот я записываю: десять ноль-ноль, прошу ко мне!

Связанные с работой в конструкторском бюро, оставшиеся недодуманными мысли еще продолжали непроизвольное свое течение, и особенно по утрам. Просыпаясь, Леонид думал о конструкторском бюро, о своем месте возле окна, своих чертежных досках. Но нужно было остановить себя, и он останавливал, одерживая победу над инерцией вчерашнего дня. Он заставлял себя идти с Викой на завод, и надо сказать, присутствие жены сильно скрашивало ему его новое положение. Он ходил по цехам, — неустройство, неслаженность особенно бросались ему в глаза, и он вспоминал тишину и стройный порядок в конструкторском бюро. «Зачем я здесь? Что я здесь делаю?» — иногда спрашивал он себя в цеху, но тут же отгонял эту мысль, задавал вопросы, записывал ответы в блокнот, и к вечеру блокнот был полностью исписан, а с утра он начинал новый.

За эту неделю у Леонида только усугубилось то впечатление непродуманности всего производственного процесса на заводе, какой-то общей разнокалиберности технических приспособлений, которое сложилось у него, еще когда он первый раз пришел на завод разбирать конфликт в бригаде Черкасовой. Видно было, что заводу тесно в помещении бывшего монастыря, что станки громоздятся один на другой, что древние подслеповатые окна пропускают мало света, что несчастные случаи обусловлены тесной расстановкой станков. Исключение представлял лишь цех, где работала бригада Вики, но и ее бригада порой простаивала из-за общей неслаженности всего завода. Похоже было, что прав главный инженер, требуя остановить завод и наново переоборудовать его.

Но когда Леонид поделился этими своими соображениями с Викой, она резко стала возражать, покраснела, взволновалась.

— Конечно, это легче всего, денежки у нас не свои, а казенные, вот и трать их как в прорву!

— Погоди, Вика, разберемся, что это за деньги? Это накопления завода...

— Как же мне не знать, что это за накопления! Могу прямо сказать, что я их и заработала, а ты придешь и будешь тратить...

— Что за странный разговор, как будто я для себя.

— А вот именно так и надо, будто для себя, — раскрасневшись, говорила Вика. — Выбросить станки, как старый хлам! А я тебе скажу, что не выбрасывать их следует, а присмотреться к каждому, какие в нем скрыты возможности! — в голосе ее появились крикливые нотки...

Они первый раз поссорились по причине, по которой, казалось бы, поссориться нельзя было. Но вечером, когда стали ложиться спать и Леонид увидел, как ей трудно укладываться с ее большим животом, он пожалел ее и попросил прощенья, сам не зная, в чем виноват, и она тут же тоже попросила прощенья, объясняя все близостью родов.

Разговор возобновился, но уже в спокойном и ласковом тоне. Вика говорила шепотом, растолковывая ему что-то, но он, то ли потому, что разговор происходил в кровати, то ли потому, что устал, не мог понять ее, и они условились, что с утра пройдут прямо к ней в бригаду и она «на деле» покажет ему что-то...

С утра они так и сделали, прямо пошли в бригаду. Что-то здесь изменилось с тех пор, как Леонид в последний раз был здесь.

— Станки переставили, что ли? — спросил он у Виктории.

— И станки тоже, — ответила она и, помолчав, добавила: — Стены выбелили, светлее стало...

И все же, несмотря на утренний час, электрические лампочки, прилаженные так, чтобы освещать то самое ответственное место, где резец снимал стружку, освещали сосредоточенные женские лица, склонившиеся над станками. Леонид увидел, что несколько станков простаивают. Работницы подходили к бригадиру и намеренно громко, чтобы слышал Леонид, выражали свое недовольство. Так как они его знали, то обменивались с ним кивком, полуулыбкой.