Николай Корсунов - Высшая мера

— И зад клином! — вворачивают со стороны. — Им хорошо крученые дрова колоть!..

Тобидзе подбежал к Табакову, вытянулся, бросив на мгновение руку к шлему, доложил о результатах атаки. Потери ощутимы: два легких танка сгорели вместе с экипажами, в роте автоматчиков убито восемнадцать, ранено девятнадцать бойцов, словом, треть роты выведена из строя. Окопы противника батальон взял, а из деревни не выбил: там, в подвалах и блиндажах, оборудовано множество огневых точек, артиллеристы их не подавили.

«Нет снарядов, не хватает снарядов! — подумал Табаков. — А ведь в прошлой мировой семьдесят пять процентов всех потерь войска несли от артиллерии…»

Ординарцы принесли им котелки с борщом, и Табаков с Тобидзе присели на ствол молодой сосны, срубленной снарядом. Табаков полагал, что ему и двух котелков не хватит, а есть расхотелось после пятой ложки. Он вернул котелок ординарцу. От каши отказался.

— Плохо, Иван Петрович? — перестав хлебать, Тобидзе подрожал черным зрачком, всматриваясь в лицо Табакова.

— Хорошего мало, Леон… Однако личные неприятности не стоит возводить в мировую скорбь. — Табаков поднялся. — Поторопи народ с обедом, сейчас должны прибыть командующий фронтом Жуков и член Военного совета Булганин.

Тобидзе вскочил.

— Что же вы мне раньше, товарищ подполковник!..

— Пусть народ после боя подзаправится…

Минут через десять с НП дивизии позвонили: высокое начальство выехало!

Танки взрокотали, начали выстраиваться на поляне. Воздух наполнился запахом сгоревших солярки и бензина. А вскоре Жуков, Булганин и командир дивизии, оставив автомобили у опушки, шли перед шеренгой танкистов в синих и черных комбинезонах, перед счетверенным строем роты автоматчиков в белых маскхалатах. Потом Жуков остановился и, заложив руки за спину, сказал:

— Рад познакомиться с вами, воины отдельного танкового батальона. О вашей отваге, о ваших подвигах не буду распространяться, скажу одно слово: мо-ло-дцы!

Строй радостно шевельнулся, но промолчал, хотя, наверное, надо бы было одной грудью, одним дыханием выпалить: «Служим Советскому Союзу!» Да ведь командующий сам сбил с толку, не поздравил, а, как-то не по-уставному, похвалил. И уступил место Булганину. Тот покашлял в перчатку, в свою изящную бородку.

— От имени Президиума Верховного Совета СССР я вручу отличившимся воинам правительственные награды. — Опустил глаза на развернутый в руке листок. — Командир батальона подполковник Табаков награждается высшей наградой Родины орденом Ленина. — Он протянул свободную руку к адъютанту, взял орденскую книжку с коробочкой.

Табаков прошагал к нему негнущимися ногами. Чего угодно ждал, только не награды. А Булганин тянул к нему руку для поздравления. Пожал его руку и Жуков, удержав Табакова возле себя. Пожимая руки Тобидзе, Воскобойникову, Дорошенко, остальным, кому Булганин вручал награды, он с пристальным дружелюбием поглядывал на невысокого командира.

— Определенно, я вас где-то встречал, подполковник. На Халхин-Голе?

— Так точно, товарищ командующий. Одиннадцатая танковая бригада…

— Эта бригада была грозой для японцев. Рад видеть вас в здравии.

— Спасибо, товарищ командующий…

Много ли человеку надо. Два-три добрых слова — и он по-другому мир видит. Праздничными показались крупные редкие снежинки, парашютиками оседавшие на поляну, на белую броню, на подтянутых танкистов, успевших смыть пороховую копоть с лиц. Вокруг рубиновой выпуклости новенького привинченного ордена на груди Воскобойникова они образовали нарядный белый венчик. Желто-синим огоньком порхнула по веткам синица. Точно крылом струну задела: дзинь! И еще: дзинь-дзинь! И вниз осыпается шелковый шорох стронутого снега.

Дали команду распустить строй, и экипажи пошли по машинам, приподнято, оживленно переговариваясь. Жуков направился к одному из танков, поставил ноги чуточку врастопырку, по-кавалерийски. Заложив руки за спину, обошел, цепко осмотрел со всех сторон. Даже под днище заглянул. У громоздкой машины настораживали неудачный наклон броневых листов, неуклюжая тяжелая башня, большие навесные фальшборта, прикрывающие ходовую часть. От подобных фальшбортов советские танкисты давно отказались. При движении по раскисшим дорогам под них столько грязи набивается, что или катки летят, или двигатель глохнет от перегрузки. Взгляд — на Табакова:

— Английский?

— Так точно! Английский средний танк «матильда». Неделю назад получили.

— Хорош?

— Дареному коню в зубы не смотрят…

— Мы золотом и кровью за них расплачиваемся! — жестко обрезает Жуков. — Конкретнее.

— Хорошая лобовая броня. Шестьдесят миллиметров. На дизельном топливе. Это достоинства. Недостатки: мощность двигателей мала. В два с половиной раза ниже, чем у нашего «Т-34». Отсюда неудовлетворительные скорость и маневренность. Мал запас хода. Слабо вооружение — сорокамиллиметровая пушка. Неустойчивость. Даже на небольшом косогоре легко перевернется набок. Танкисты говорят: недоумок.

— Спасибо.

Жуков пошел к автомашинам. Думая об английском танке, представил себе черную полярную ночь. Холод, мгла, штормующее море. И в море том — караваны судов, молчаливые, настороженные, без огней. На каждом шагу подкарауливают их фашистские подводные лодки, крейсеры, бомбардировщики. Удар торпеды, и на мгновенье ночь озаряется всплеском пламени, по волнам разносится эхо взрыва. Пучина поглощает разломившееся судно, людей и грузы. Бесценнейшие грузы: танки, самолеты, орудия, боеприпасы… Долог, тяжел, драматичен путь от Британии до портов СССР. Этот танк проделал его, чтобы здесь, в Подмосковье, получить хлесткое — недоумок! Благодарят за хорошее. Недели две назад Сталин негодовал, когда ему доложили, что грузы, прибывающие из Англии, плохо упакованы, особенно — самолеты. Они поступают в разбитом виде. Сталин сказал: «Кровью и золотом — за металлолом! Это похоже на Черчилля…»

Жуков приостановился, поджидая Булганина. Тот лодочкой руки подловил локоть комбата, повел с собой, спрашивая негромко, ожидающе:

— Значит, немца можно бить, товарищ Табаков? Точнее, фашистов. Не числом, а умением?

— Можно, товарищ член Военного совета. И нужно! — Табаков почувствовал, что тот взял его под локоть мягко, как бы извиняясь, а держит крепко.

— Что же мешает? — сухо бросил Жуков, отходя от размышлений об английских поставках и караванах в море.

Вопрос его повис в воздухе. Табаков метнул на него взглядом, на Булганина, командира дивизии, шедшего чуть позади. Разыгрывают, что ли? Это у них, облеченных властью, надо спрашивать, что мешает бить врага.

Булганин понял его недоуменное молчание. Перешагивая через черное масляное пятно, уточнил: