Николай Корсунов - Высшая мера

Из-за поворота дороги высовывалось всего три или четыре машины, остальных не было видно, однако голоса перекликавшихся танкистов, множимые эхом, слышались четко. Кто-то совсем рядом бил топором по сухому стволу. Видимо, топор отскакивал от дерева и звенел пустым обиженным звоном. Удары смолкли, и вместо них — столь же обиженный, даже злой голос Воскобойникова:

— Дуб — как железный, собака! А пчелы… О, зверина, укусила все ж таки! Петро! У тебя больше всех тележка дымит, за тобой едешь — как за дымовой завесой. Подкатывай задом да на подсос поставь, чтоб побольше дыма. Мы их швыдко выкурим…

Взрокотнул мотор танка, затем легонько поклацали траки, затрещали кусты. А голос Воскобойникова командовал: «Левее, правее. Так, так, прямо, Петро, прямо!.. Стой! Дыми!» Танк прибавил обороты двигателя. И снова застучал топор, только теперь мягче, спокойнее.

«Что они там сочиняют?» Табаков спрыгнул с танка и по изорванной гусеницами, с вмятой в грязь травой дороге направился вперед. Танкисты повылезали из машин, сидели на броне, жевали сухой паек и жмурились на солнце, лиц не отворачивали — грелись. Некоторые осматривали траки машин, полезли к моторам. Молодой, крепкий народ. За несколько недель, месяцев сдружились, сроднились, хотя пришли в формируемый танковый полк из пехоты, кавалерии, артиллерии. Немало было и новобранцев из приписных к армейским частям.

Отвечая на приветствия танкистов, Табаков думал о том, что очень все они молоды и неопытны, ни одного нет из побывавших в боях. Как они поведут себя на войне, хорошо ли представляют себе, что такое настоящий бой, что такое поединок с артиллерией и танками врага? Ни один даже отдаленно не представляет ада, в котором оказывается танкист, когда его машина вдруг загорается от прямого попадания снаряда, горят и взрываются баки с горючим, с шкворчанием, как яичница на сковороде, горит краска на броне, начинает тлеть и дымиться комбинезон, кожа на руках и лице вдруг вздувается пузырями и от жара лопаются глаза, гладкие тела нерасстрелянных снарядов в бортовых кассетах постепенно раскаляются и вот-вот сдетонируют, взрывом разворотят танк… На поле боя остается обугленная железная коробка с выгоревшими подчистую номерными знаками, и только свои, из родной части могут сказать, кому она принадлежала, кто встретил в ней свой последний час, ибо танкисты горят вместе с документами…

Дорога, уклоняясь, огибала высоченный, в три обхвата, осокорь с шапками грачиных гнезд в развилинах веток. Тут развернувшийся на месте танк оставил срезанную гусеницей, оголенную землю, след пропадал в придавленных траками папоротнике и молодом осиннике.

— Что они там делают? — спросил Табаков у танкиста, соскочившего со стоявшей впереди машины — это была воскобойниковская «тройка».

— Они там курят, товарищ майор, а мы здесь плюем на них! — Парень был, видимо, из веселых. Заметив, что Табаков досадливо нахмурился, уточнил: — Реквизируют мед у диких пчел. Выкуривают.

— Воскобойников?

— Так точно! Кавалерийская хватка, товарищ майор: везде успевает. Замесили на дрожжах — не удержишь на вожжах. Он так говорит.

— А «тройку» свою наладили?

— Так точно!

Он свернул в лес по следу танка. Идти нужно было осторожно, чтобы не поскользнуться на мокрых, вмятых в землю ветках кустарников. Путал ноги пружинящий колючий ежевичник, напоминавший спирали проволочных заграждений. Шагов через сорок — пятьдесят увидел над верхушками кустов башню такого же старенького, маломощного, как и у Воскобойникова, «Т-26». Близко подойти не решился: в воздухе гудели лесные крупные пчелы, за ними почти не слышно было рокота старательно дымившего выхлопом танка. В дыму том, взобравшись на угластую башню, высился сам Воскобойников. Был он в противогазной маске и в неизменной кубанке. Приподнимаясь на цыпочки, осторожно засовывал руку в свеженадрубленное дупло старого дуба и выламывал там соты. Большие куски, похожие на вышелушенный подсолнух, подавал товарищу, стоявшему внизу. Тот, тоже в противогазе, держал над собой котелок. Из ячеек сот и с краев котелка капали тяжелые светло-янтарные капли. Еще один котелок, наполненный, стоял на крыле танка, и к нему липли озабоченные пчелы.

Воскобойников мягко спрыгнул на землю. Из-под маски глухо выкрикнул:

— Все! Лезь с котелком в танк, а я галопом к дороге, пока пчелы не заели! — Длинными прыжками поскакал к Табакову. Вероятно, через запотевшие стекла противогаза не узнал командира полка, на бегу мотнул рукой: — Мылься в обратную!

И шастнул с танкового следа в кусты, в высокое разнотравье: за ним гналась туча ограбленных, рассерженных пчел, звенящий гуд их был мстителен. Табаков видел, как они кружились над качающимися верхушками трав и осинника, выслеживая Воскобойникова. И подумал, что сейчас достанется и ему, Табакову, что слабый дымок папироски, зажатой в зубах, не спасет. Эффектно будет выглядеть командир полка с искусанной физиономией.

Хотел было ринуться вслед за находчивым Воскобойниковым, да вспомнил, как в детстве поучал дед: не беги от пчелы и не отмахивайся — не тронет. Замер на месте. К счастью, пчелы действительно проносились мимо, вдогон обидчику. Тогда он пошел медленно, настороженно, мгновенно застывая, едва вблизи возникало жужжание. Услышал, как, взвизгнув на петлях, захлопнулась крышка башенного люка, как захохотали танкисты. Понял: Воскобойников спасал свою грешную душу в танке.

Когда подошел к танку Воскобойникова, увидел, как осторожно приоткрылась крышка башенного люка, сначала показался черный кожаный шлемофон, затем высунулось и лицо командира машины с белейшим бинтом через лоб и левый глаз — замаскировал шишак после пчелиного жала. Правый глаз округлился в изумлении, узнав в идущем Табакова. Видимо, первое желание было — немедля нырнуть в прохладный сумрак собственной машины, спрятаться. Но тут же Воскобойников понял никчемность такой уловки, резко откинул бронекрышку. Ррраз — и уже стоял перед Табаковым навытяжку. Бравый подтянутый танкист в синем комбинезоне и наглухо застегнутом шлеме! Мол: «Виноват! Так точно! Готов нести наказание!»

«А стоит ли мне кипятиться? Ведь парень находчив, по-кавалерийски расторопен, этого не отнять. Пока другие сухари грызли да зубоскалили, он дополнительный паек организовал… И от батальона не отстал, когда машина вышла из строя…»

Табаков, улыбчиво поиграв бровями, прошел мимо Воскобойникова молча. Что означала эта легкая улыбка, Воскобойников не знал. На всякий случай резко крутнулся вслед, провожая комполка стойкой «смирно», ел уцелевшим глазом. А скакали в том глазу чертенята.

Переправа через речку затянулась.