Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Вернувшись, я опять застала старую даму в вестибюле. На этот раз она была совсем одна.

На экране ломала руки неизвестная героиня, губы ее беззвучно шевелились: звук был выключен. Покосившись на старую леди, я увидела, что она смотрит на меня в упор.

— Как вам угодно… — сказала она холодно. — Я не буду возражать, если вы включите. У каждого свой вкус.

— Нет, нет! — ответила я поспешно. — Я не люблю телевизор. Вероятно, вы тоже?

Моя новая знакомая помолчала. Мне показалось, что в глазах ее мелькнуло что-то вроде одобрения.

— Англичане сошли с ума, — сказала она. — Все сидят у телевизоров как одержимые. Когда идешь по улице, из каждого окна несется ужасная музыка, выстрелы, хрипы, словно кого-то режут на части. — Она брезгливо поморщилась. — Это одно из самых чудовищных изобретений, какие породила цивилизация.

Наступила пауза.

«Хотела бы я знать, кто она? Что пережила, зачем приехала сюда?» — подумала я.

К моему удивлению, старая дама опять заговорила:

— Я давно не была в Лондоне. — Она снова повернула голову к окну. — Все стало хуже: люди, здания, магазины. Перед этим я жила в отеле «Эспланада», неподалеку от Кардиффа. В общем это сносный, недорогой отель, там прилично кормят и всегда есть свежие газеты. Но, понимаете, отель стоит на берегу залива. Я не могла спать от шума моря. Оно шумит день и ночь — это невозможно выдержать!

Она вздрогнула.

— Тогда я переехала в Стратфорд-на-Эйвоне. Там есть Албестон-Мэнор-отель; перед ним лужайка, большая зеленая лужайка, и трава хорошо подстрижена. Под окном моего номера даже было дерево. Старый вяз с широкой кроной. Это приятно, знаете: встать утром и увидеть под окном дерево. И все-таки мне пришлось оттуда уехать. — Она пожала плечами. — Стратфорд полон туристов. Только и слышишь: «Здесь родился Шекспир, здесь учился Шекспир, здесь похоронен Шекспир…» Невозможно жить в городе, в котором день и ночь говорят об одном Шекспире! Когда хорошо спишь, к этому относишься иначе. Но если совсем перестаешь спать…

— Я только что была в Ковентри, — сказала я. — Там очень милая гостиница — чистенькая, тихая…

Старая дама как-то странно на меня посмотрела.

— В Ковентри нельзя жить, — сказала она резко. — Ковентри — это пустыня.

— Что вы! Мне кажется, что в Лондоне чаще увидишь развалины, чем в Ковентри. Там многое сделали, чтобы восстановить город после войны.

— Ковентри — это пустыня, — повторила старая дама, и глаза ее вспыхнули. — Тот, кто однажды видел пустыню, будет видеть ее всю жизнь. — Она остановилась. — Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, — проговорила она медленно.

— Ну, — сказала я. — По-моему, это звучит чересчур мрачно.

— Это придумала не я, — заметила моя собеседница сухо. — Это из Библии. Экклезиаст.

Мы помолчали.

— Знаете, можно по-разному ощущать пустыню, — сказала я. — В особенности если помнить, что где-то в ней скрываются родники.

— Простите, для меня это чересчур оптимистично… Старая дама снова отвернулась к окну.

— Это тоже придумала не я. Это сказал Антуан де Сент-Экзюпери.

— Кто он такой? Философ?

— Как вам ответить… И философ тоже. Но вообще-то говоря, писатель. Кроме того, он был пилотом.

— Он жив? — спросила старая дама.

— Нет. Он погиб в воздушном бою во время войны.

Опять наступила пауза.

В вестибюль вошел высокий господин с маленьким пинчером. Господин прошел к конторке портье, а пинчер уселся на скамеечке перед телевизором и стал смотреть на экран, поминутно вздрагивая и нервно зевая.

— Майкл! — позвал его хозяин, но пинчер только поднял уши и продолжал смотреть. — Майкл, поди сюда, это неинтересная для тебя программа…

Закончив разговор с портье, посетитель неторопливо пошел к выходу.

— Хочешь сахара, Майкл? — спросил он, но пинчер опять только поднял уши. Господин натянул перчатки, распахнул дверь, и Майкл, нервно зевнув, наконец побежал за ним.

Мы остались в вестибюле одни.

За конторкой портье, налево, был маленький бар, оттуда доносились голоса. Мимо окна шагали редкие прохожие, улица уже опустела. Я посмотрела на часы.

— Спокойной ночи! — сказала старая дама. — Я еще посижу здесь. Те, у кого бессонница, не торопятся лечь в кровать.

— У вас есть семья? — спросила я неожиданно для самой себя и добавила позже, чем следовало: — Простите…

— Да, — сказала седая дама, помедлив. — У меня большая семья. Вчера был день рождения моего старшего сына, летчика. Ему исполнилось сорок шесть лет. Моему второму сыну, моряку Королевского флота, сейчас было бы сорок три. Самая младшая — это моя дочь Алисон. Ей было бы сейчас тридцать девять. Она светлая блондинка, знаете, а блондинки в этом возрасте выглядят совсем юными. Когда Алисон решила стать медицинской сестрой, она выглядела почти девочкой, да и была, в общем, очень юна. Она была прелесть какая хорошенькая, это говорили все.

По спине у меня прошел холод. Я глядела на старую даму, не в силах спросить то, что хотела узнать.

— Да, — сказала она, угадав мои мысли. Я видела только ее профиль, руку в желтой перчатке, неподвижно лежащую на колене. — Да, это именно так. Все они были убиты. Все трое были убиты на войне. Мы с мужем жили тогда в Лондоне. Там и родились наши дети. Если вы хотите, вы можете пойти посмотреть, где мы жили: на месте нашего дома до сих пор ничего не построено. Внезапный массированный воздушный налет, как это называют… Мой муж был в это время в доме.

Дверь из бара приоткрылась, оттуда хлынула музыка. Дама вздрогнула, как от холода.

— Вся Англия кажется мне пустыней, — продолжала она, по-прежнему смотря в окно. — Вероятно, это бывает всегда, когда человек остается совершенно один, когда у него нет больше дома на земле. Я живу теперь в гостиницах — там все-таки люди… И кроме того, в каждом новом номере мне кажется, что я смогу уснуть.

Портье, высунув голову из-за своей конторки, с любопытством посмотрел на нас.

— Арманда! — крикнул он и подождал. — Арманда! — снова позвал он, но Арманда так и не появилась.

— Уже поздно. — Старая дама встала. — Я пойду к себе. Благодарю вас за внимание. Все-таки иногда хочется с кем-то поговорить, понимаете?

Она прошла мимо, легко шелестя платьем; меня обдало запахом лаванды и еще чего-то, похожего на запах сухих листьев. Выросший у конторки хозяин-итальянец отвесил торопливый поклон; дама равнодушно кивнула ему. Я видела, как она поднимается по лестнице.

Утром, когда я вышла из номера, коридорный пронес мимо меня два больших старых чемодана из мягкой кожи с ремнями. Чемоданы, видимо, были тяжелы: коридорный тащил их с трудом. С площадки лестницы мне была хорошо видна дверь, распахнутая на улицу.

Старая дама в клетчатом дорожном пальто выходила из гостиницы. Арманда, опасливо косясь на нее, несла зонтик, коробку, дорожную сумку.