Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Посетители двигались вдоль стен, с одинаковым любопытством разглядывая Джека-Потрошителя и Герберта Уэллса. В зале было тесно, душно. Спотыкались разомлевшие от усталости дети; крепко держась за руки, шагали влюбленные; звучали восклицания на всех языках… И в этом бесконечном хороводе любопытных оставались неподвижными только высокомерные раскрашенные мертвые знаменитости, увековеченные мадам Тюссо.

Неожиданно я снова увидела старую даму.

Она стояла, уставившись на адмирала Нельсона, сжимая маленькой рукой в желтой перчатке сумку. Лицо ее, озаренное ровным призрачным светом, ничего не выражало, в зрачках тускло отражались огни. Поток людей огибал ее, как ручей огибает неподвижный камень. Казалось, она не замечала ни шума, ни любопытных взглядов, ни самого Нельсона в адмиральском мундире, уйдя всем существом в свои думы.

Так они стояли друг против друга — восковой адмирал и седая дама, — одинаково неподвижные и равнодушные ко всему на свете, а посетители продолжали шагать мимо них.

И вдруг с седой дамой поравнялось уже знакомое мне французское семейство.

Маленький Жан-Селестен раскраснелся от духоты, локоны его прилипли к потному лбу. Он тянул мать за руку, но та, едва увидела седую даму, застыла возле нее.

С простодушным любопытством она разглядывала желтоватое лицо старой леди, серьги в ушах, сухую руку, сжимающую сумочку из крокодиловой кожи, худые ноги в узких туфлях… Изумление на ее лице сменилось наивным восторгом: моя кудрявая знакомая полностью поверила в то, что перед ней восковая фигура.

Седая дама медленно повернула голову, и француженка, ахнув, в ужасе попятилась.

— Прошу прощения, — сказала старая леди холодно и высокомерно. — К сожалению, я жива…

И, не удостоив окаменевшую француженку взглядом, она прошествовала дальше.

В гостиницу я вернулась нескоро, позабыв пообедать. Вспомнила я об этом слишком поздно: ресторан при отеле был уже закрыт. Я вызвала Арманду, горничную.

Арманда была итальянкой. Она уже успела рассказать мне, что приехала из Неаполя, чтобы скопить в Лондоне денег и, вернувшись домой, выйти замуж. К ней правда, никто не сватался, но она была твердо уверена, что главное — иметь приданое, а жених всегда найдется.

— Если у честной девушки есть деньги, она обязательно встретит человека, который захочет на ней жениться, — разглагольствовала по утрам Арманда, смахивая метелочкой пыль с мягких кресел в моем номере. — Мой отец — угольщик; старший брат полгода сидит без работы; живем мы в самом старом и грязном доме нашего квартала. Подумайте сами, кто захочет на мне жениться? Правда, мой второй брат — знаменитость: он велосипедный гонщик и разъезжает по всей Италии. Но его товарищи даже не смотрят на меня.

«Пожалуй, это не удивительно», — подумала я тогда, глядя на Арманду. Бедняжка была ужасно некрасива: худая, с длинным, как у Буратино, носом и жидкими, прямыми волосами, стянутыми в пучок на затылке. Хороши у нее были только глаза: большие, горячие, как угли.

— Послушайте, Арманда, — сказала я, когда девушка пришла в номер. — Не принесете ли вы мне чего-нибудь поесть? Понимаете, я не успела пообедать.

— Ресторан уже закрыт! — вздохнула Арманда, глядя мимо моей головы на собственное отражение в зеркале. Она к тому же была страшной кокеткой.

— Передайте это, пожалуйста, повару, — сказала я, помявшись, и протянула ей несколько монет. Мне до смерти не хотелось снова выходить на улицу. — Может быть, у него что-нибудь еще осталось?

— Большое спасибо, мэм! — Арманда ловко, как обезьянка, сунула деньги в карман. — Но дело в том, что повар уже ушел.

— Вы просто клад, Арманда, — сказала я, помолчав. — Вероятно, если бы я дала вам фунт, вы посоветовали бы мне пойти пообедать в ресторан на вокзале Виктория.

— Что вы говорите, мэм? — Арманда улыбнулась своему отражению в зеркале.

— В общем — ничего особенного. Спасибо.

Я съела банан и взялась за книжку. Через несколько минут мне стало ясно, что я по-прежнему хочу есть. Пожалуй, надо было все-таки отправиться в «Коломбину» — маленький ресторанчик, который содержали мистер Папастратос и две его незамужние дочки. У меня было такое впечатление, что почти все ресторанчики и кафе в этом квартале Лондона содержали итальянцы или греки.

В коридоре послышались голоса. Открыв дверь, я увидела старую леди, разговаривающую с Армандой.

Седая дама держала в руках шкатулку, украшенную инкрустациями: такие шкатулки иногда привозят моряки из дальних плаваний. Дама медленно приподняла крышку, внутри шкатулки было множество ящичков и отделений. Арманда, как зачарованная, не спускала с нее глаз.

— Я дарю вам шкатулку, Арманда, — сказала дама своим глухим, ровным голосом. — Это старинная вещь, она долго была в нашем доме. В верхнем отделении вы можете хранить письма от жениха… — Дама слегка нажала желтоватыми пальцами кнопку, и чеканная пластинка бесшумно отошла. — Нижний ящичек предназначен для золотых монет. Вот сюда — видите? — можно класть счета от портних. В потайное отделение вы положите ваши драгоценности. А сюда… — Старая дама некоторое время молча глядела на шкатулку. — Сюда вы можете спрятать свою безнадежность. — Она невесело усмехнулась углом рта. — И мою тоже.

И, сунув шкатулку Арманде, она пошла по лестнице вниз.

Арманда, суеверная, как все католички, держала шкатулку, словно бомбу, которая вот-вот взорвется у нее в руках.

— Мадонна миа! — запричитала она, когда я поравнялась с нею. — Что мне делать с этой дьявольской шкатулкой? Может быть, она принесет мне несчастье? Ящичек для драгоценностей! Дева Мария, откуда я возьму драгоценности, откуда возьму письма, если у меня еще нет жениха? Эта старая синьора похожа на привидение, я боюсь ее до смерти! Может быть, лучше отнести шкатулку в святой храм, чтобы из нее выгнали злых духов? Святая дева, мать всех живущих, научи меня, как я должна поступить…

Она продолжала причитать, не выпуская из рук шкатулку и уставившись на нее круглыми, испуганными глазами.

— Я не смогу сегодня уснуть от страха! — взвизгнула она и, крепко прижав шкатулку к себе, побежала по коридору.

Старая дама уже сидела в вестибюле в том же кресле, что и утром. Рядом у телевизора возвышался знакомый мне юный американец с длинной шеей и, не отрываясь, смотрел на светящийся экран. Оба они молчали.

На улице моросил дождь. В «Коломбине» мне принесли кусок теплого вываренного мяса и жидкое, как суп, мороженое. Чашка хорошего кофе несколько утешила меня. Это был еще один урок: в Лондоне время обеда — есть время обеда и шутить с этим не положено. Мистер Папастратос, нацепив на нос очки, подсчитывал за прилавком доходы; две увядшие, как высохшие маслины, незамужние дочери скучающе глядели друг на друга…