Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Профессор покосился на меня.

— Однажды ночью лопнули трубы и вода залила лестничку, что ведет от главной лестницы сюда, в башню. Вы изволили, вероятно, ее заметить. Я пришел утром и увидел вместо лестнички каток. Перил там, как вы могли увидеть, нет, и ухватиться буквально не за что. Я попробовал подняться и тут же, натурально, упал. Интересная история! — Профессор развел руками. — Швейцар пошел искать рабочих, чтобы скололи лед. Я тоже сошел вниз, потом поднялся наверх… А время идет! Скоро двенадцать, надо принимать сигналы… Я не мог больше ждать! Черт возьми, я бушевал там наверху, возле этой проклятой лестницы. Наконец я решился и пополз вверх на четвереньках…

Старик стукнул по столу кулаком.

— Вы можете смеяться! — грозно проговорил он, хотя я и не думала улыбаться. — Пожалуйста, смейтесь, — я не стыжусь ни рассказывать, ни вспоминать об этом. Я должен был попасть в обсерваторию вовремя. Я не мог опоздать, понимаете? И я лез на четвереньках, скатывался вниз, ругался, опять полз… Я вспоминал чертей на всех языках. И все-таки я добрался до своей двери и был в обсерватории вовремя.

Профессор снова засмеялся своим удивительным беззвучным смехом.

— Студентам я, конечно, об этом не рассказываю, — сказал он и лукаво подмигнул. — Но знаете что? — Он поднял вверх палец. — Это такие ребята, что им можно было бы и рассказать. Они все поймут! Это совсем иное поколение. Я еще никогда не видел такой жадности к знаниям, такой, как бы это сказать… — он пошевелил пальцами, — такой преданности науке. Они набросились на науку, как голодный на пищу. Для того чтобы понять это, надо вспомнить кое-что из истории нашей маленькой страны, нашей Латвии. Наука была недоступна, недосягаема для очень многих. И сейчас настало их время. О! — он покачал головой. — Это великая вещь — почувствовать, что твое время настало! Я счастлив, что дожил до этого времени. Да, мой друг, я стал по-новому дорожить каждой минутой, я хочу еще пожить в этом мире… Нет, нет, я не стесняюсь в этом сознаться! Я видел, как рыбацкие парни из Мангали в первый раз вошли в университет, я вижу в аудитории рабочих ребят из Лиепаи… Я хочу работать с ними, хочу их кое-чему научить, мне некогда умирать, знаете…

Он засмеялся, но вдруг посмотрел поверх моей головы и встал со стула.

— Все! — сказал он решительно. — Одиннадцать тридцать. Разговор закончен. Пора готовиться к приему сигналов. Прощайте, мне некогда…

— Можно мне остаться? — спросила я робко.

Он помолчал.

— Можно, — ответил он наконец. — Только не разговаривать. Дышать тоже нельзя. Полная тишина!

Розовый студент бесшумно вошел. Его детское пухлое лицо было серьезно и озабоченно.

Студент подошел к хронографу и остановился, как на вахте, — очевидно, здесь было его место. Оба они, и студент и профессор, быстро и бесшумно делали необходимые приготовления. Наступила тишина. Наконец профессор коротко сказал:

— Включить!

Раздалось потрескиванье, жужжанье — аппарат начал работать. Вращались колесики, из аппарата ползла лента, карандашик писал, вздрагивая, как бы пульсируя. Все ожило вокруг. Тонкие, очень строгие, маленькие звуки наполнили комнату, — это говорило само время. Профессор стоял, слегка наклонившись вперед, напряженный, с поднятой головой. Аппарат жужжал, лента ползла, изредка были слышны короткие глухие удары, как бы вздохи времени.

— Четыре часа пять минут, — звездное время! Есть? — прокричал профессор.

— Одиннадцать часов пятьдесят пять! Есть?

Карандашик, вздрагивая, записывал время, идущее из Москвы, как записывают удары сердца. Лента, шурша, ползла вперед. Студент, наклонившись, сосредоточенно глядел на нее.

— Одиннадцать часов пятьдесят восемь! — закричал профессор отрывисто.

Жужжанье вокруг как бы усилилось.

— Одиннадцать часов пятьдесят девять!

Наступило молчание. Оно было таким напряженным, как перед ударом грома. Профессор стоял, вытянувшись, подняв голову; губы его были плотно сжаты. Минута тянулась нескончаемо. И вдруг, заставив вздрогнуть, ворвался тонкий, острый звонок, и в ту же секунду профессор крикнул громовым голосом, как выстрелил:

— Двенадцать — ноль!

И сразу наступила тишина.

Исчезло жужжанье, потрескиванье, скрип, глухой рокот. Аппарат остановился. Студент, надув полные губы, спокойно убирал записи. Профессор еще стоял на месте. Лицо его уже утратило напряженность, плечи опустились, он задумчиво глядел в окно. Потом он подошел к своему столу, надел пальто, широкополую шляпу и взял в руки толстую палку.

— Прощайте, мой друг! — сказал он мягко. — Я ухожу. После сигналов я всегда гуляю полчаса. В это время я думаю о многом. Это хорошее время. Прощайте…

— До свидания! — сказала я. — Спасибо вам.

Он прошел мимо меня и стал спускаться по лестнице. Я простилась с розовым студентом. Облака легко плыли в осеннем небе. Сквозь закрытые окна было слышно, как шумит ветер.

Когда я вышла на улицу, я увидела профессора впереди.

Он быстро шел, постукивая палкой. Ветер раздувал его пальто, оно хлопало, как парус.

По влажной мостовой проехала на велосипеде пожилая женщина в синем пальто и клетчатом платочке, повязанном под подбородком. На раме ее велосипеда стояла берестяная кошелка, оттуда торчали хвостики морковки, а поверх лежала охапка астр. По тротуару шагали студенты — светлоглазые юноши с фигурами спортсменов, щебечущие белокурые девушки…

Первые капли дождя упали на асфальт. Ветер принес с бульвара густой и мягкий запах опавших листьев.

Старик шагал, наклонившись вперед, как бы расталкивая ветер. Борода его развевалась, видавшая виды шляпа была нахлобучена на уши. Он ничего не замечал.

1947

В коридоре Клавдия Леонидовна встретилась с заведующим отделом информации. Он испуганно взглянул на нее и посторонился с преувеличенной вежливостью. Но Клавдия Леонидовна прошествовала по коридору дальше, минуя отдел. Заведующий, облегченно вздохнув, проводил ее взглядом и, определив, что она направилась на территорию экономического отдела, беззаботно побежал в буфет есть сосиски.

Редактор экономического отдела сидел за столом и правил передовую. Это был невысокого роста человек с большим, широко развернутым лбом и живыми, умными глазами. Увидев Клавдию Леонидовну, он отодвинул передовую в сторону.

— Приветствую вас, Клавдия Леонидовна! — бодро сказал он, но глаза его смотрели на гостью встревожен-но. — Как самочувствие?

— Благодарю вас… — Клавдия Леонидовна села и неторопливо вынула из кармана синего, хорошо отглаженного жакета очки. — Дело в том, Сергей Борисович, — ровным голосом сказала она, — что в заметке, идущей по вашему отделу, есть небольшая неточность. Садово-огородный трактор «ХТЗ-7» назван трактором «ХМЗ-6». Вы исправите или, может быть, хотите оставить так? — И она так же неторопливо вынула из другого кармана маленькую гранку с жирно подчеркнутой красным карандашом строчкой и вопросительным знаком на полях.