Василий Шукшин - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Степан сел, опустил ноги на пол.

Вошли Фрол Разин, Алена и десятилетний Афонька.

— Ну, вот, — сказал Степан со скрытой радостью. — Заждался.

Алена припала к нему, обвила руками его шею… Степан поднялся, тоже приобнял жену, похлопывал ее по спине.

— Ну, вот… Ну и здорово. Ну?..

Алена плакала и сквозь слезы шепотом говорила:

— Прилетел, родной ты мой. Думала, уж пропал там — нет и нет…

— Ну!.. Пропасть — это тоже суметь надо. Ну, будет. Дай с казаками-то поздороваюсь.

Фрол и Афонька ждали у порога. Афонька улыбался во все свои редкие зубы. Черные глазенки радостно блестели.

— Год нету, другой нету — поживи-ка так… Совсем от дому отбился.

— Будет тебе…

— Другие хошь к зиме приходют, а тут… Молилась уж, молила матушку пресвятую богородицу, чтоб целый пришел…

— Афонька, здорово, сынок. Иди ко мне, — позвал Степан, с легким усилием отстраняя Алену. — Иди скорей.

Афонька прыгнул к Степану на руки, но от поцелуев отклонился.

— Вот так! — похвалил Степан. — Так, казаче. — Посадил его на кровать. Поздоровался с братом за руку. — Ну, рассказывайте, какие дела. Кто первый? Афонька?

Афонька все улыбался.

— Ты, никак, разговаривать разучился. А?

— Пошто? — спросил Афонька. — Умею.

— Отвык. Скажи, сынок: ишшо бы два года шлялся там, так совсем бы забыли.

— Не-ет, Афонька меня не забудет. Мы друг дружку не забудем… Мы, скажи, матерю скорей забу… — Степан осекся, опасливо глянул на Алену.

Та с укоризной покачала головой:

— Э-ех!.. То-то и оно. Фрол засмеялся.

— Ну, пойду, — сказал он. — Завтра погутарим.

— Погодь! — остановил Степан. — Давайте пропустим со встречей-то. Я тут маленько запасся… Упрятал от своих. Ален, собери-ка на скорую руку.

— Где тут у тебя чего?

— Там… разберись сама. Садись, Фрол, рассказывай.

— Чего рассказывать-то? — Фрол сел на кровать.

— Корнея когда видал?

— Вчерась.

— Ну?

— Он хотел сам приехать… Приедет на днях. Велел сказать: как от его к тебе казак будет, чтоб сплыл ты с тем казаком ниже куда-нибудь для разговору. Не хочет, чтоб его на острове видали.

— Лиса хитрая. Ну, сплыву, сплыву… Как казаки там?

— Россказней про тебя!..

— Хошь уши затыкай, — вставила Алена.

— Ко мне собираются?

— Собираются. Много. Не знают только, что у тебя на уме.

— Не надо и знать пока.

— Правда, что ль, половина шаховых городов погромил?

— Маленько потрясли, — уклончиво ответил Степан. — А домовитые что?

— Молчат.

— От царя никого не было?

— Нет.

— Ну, садись. Садись, братуха!.. Вот и выпьем вместях — давно думал. Алена, как у тебя?

— Садитесь. — Счастливая Алена доставала из корзины, которую привезла с собой, домашнее печенье, яйца, варенец… — Хотела побольше взять, да этот Иван, как коршун, похватал как были…

— Молодец, — похвалил Степан. — Нечего там сидеть… у врагов.

— Какие ж там враги? — изумилась Алена. Фрол тоже с любопытством посмотрел на брата.

— Ну, будут враги: дело наживное. Ах, Афонька!.. Штуку-то я тебе какую привез! Ах, штука!.. — Степан наклонился, достал из-под кровати городок, вырезанный из кости. — Царь-город. Во, брат, какие бывают! На, играй.

Алена оглядела избушку: должно быть, хотела знать, что же ей-то привез муженек, какие подарки.

Степан перехватил ее взгляд, засмеялся коротко.

— Потом, Алена. Подай нам сперва.

— Крестная у тебя? — спросил Фрол.

— Здесь. Ну?..

— С радостью нас, — сказала Алена, чокаясь с казаками золотой чарой.

В окна землянки слабо забрезжил свет. Степан осторожно высвободил руку, на которой лежала голова Алены, встал.

— Ты чего? — спросила Алена. — Ни свет ни заря…

— Спи…

— Господи… Хошь маленько-то побудь со мной.

— Побуду, побуду. Спи.

Степан надел шаровары, сапоги… Накинул кафтан и вышел из землянки.

Городок спал. Только часовые ходили вдоль засеки да чей-то одинокий костер сиротливо трепыхался у одной землянки.

Степан подошел к костру… Двое в дым пьяных казаков, обнявшись, беседовали:

— А ты мне ее покажь.

— Кого?

— Эту-то.

— А-а. Не, она для нас — тьфу!

— Кто?

— Эта-то, Манька-то.

— Какая Манька?

— Ну, эта-то!

— А-а! А мы ее обломаем…

— Кого?

— Ну, эту-то.

Степан постоял, послушал и пошел дальше.

Прекрасен был этот рассветный час золотого дня золотой осени.

Свежий ветерок чуть шевелил листья вербы и тальника. Покой, великий, желанный покой объял землю.

Степан вошел в землянку, где поселились Иван Черноярец со Стырем.

Иван легко отнял голову от кафтана, служившего ему подушкой. Спросил несколько встревожено:

— Что?

— Ничего, погутарить пришел. — Степан глянул на спящего Стыря, присел на лежак к Ивану.

— Сон чудной видал, Ваня: вроде мы с отцом торгуем у татарина коня игренева. Хороший конь!.. А татарин цену несусветную ломит. Мы с отцом и так и этак — ни в какую. Смотрю я на отца-то, а он мне мигает: «Прыгай-де на коня и скачи!» У меня душа заиграла… Я уж присматриваю, с какого боку ловчей прыгнуть. Хотел уж прыгнуть, да вспомнил: «А как же отец-то тут?» И проснулся.

— Было когда-нибудь так?

— С отцом — нет, с браткой Иваном было. Однова послал нас отец пару коней купить, мы их силком отбили, а деньги прогуляли. Отец выпорол нас, коней возвернул.

Ивану жалко, что недоспал. Зевнул.

— Ты чего, пришел сон рассказать?

Степан долго молчал, сосал трубку, думал о чем-то.

— Утро ясное, — сказал он вдруг. — Не в такое б утро помирать.

— Ох… — удивился Иван. — Куда тебя уклонило.

— Вот чего. — Степан сплюнул горьковатую слюну. — Прибери трех казаков побашковитей — пошлем к Никону, патриарху. Он в Ферапонтовом монастыре сидит: с царем их мир не берет. Не качнется ли в нашу сторону?

— Какой из попа вояка?

— Не вояка надобен — патриарх. Будет с нами, к нам народ без оглядки пойдет. А ему, думаю, где-нигде — тоже заручка надобна.

— Приберу, есть такие.

— Пошли их потом ко мне: научу, как говорить. Письма никакого писать не будем. Казаки чтоб надежные были, крепкие. Могут влопаться — чтоб слова не вымолвили ни с какой пытки.

— Есть такие.

— Ишшо пошлем в Запороги — к Ивану Серику. Туда с письмом надо, пускай на кругу вычтут.

— Тада уж и к Петру…

— К Дорошенке? Подумать надо… Хитрый он, крутится, как черт на огне. Посмотрим, у меня на его надежды нет.

— Тимофеич, пошли меня к патриарху, — сказал вдруг Стырь. — Я сумею.

— Ты не спишь, старый?

— Нет. Пошлешь?

— Пошто загорелось-то?

— Охота патриарха глянуть…

— Чего в ем? Поп и поп.

— Самый высокий поп… Много я всякого повидал, а такого не доводилось. Пошли.

— Опасно ведь… схватить могут. А схватют — милости не жди: закатуют. Охота на дыбе свою жисть кончать?