Евгений Добровольский - Испытательный пробег

Итак, начали решать, где может сразиться «руссо-балтик», чтоб победа была триумфом. Нагель попросил тогда неделю на размышления, через неделю телеграфировал в Ригу молнией, что готов принять участие в ралли Монте-Карло.

— Это он просто так, — решил Строганов, — это несерьезно. Игрок он, Андрей Платонович.

— О-о… — сказал Отто Валентин и вроде как бы лишился дара речи, выронил сигару.

— Он с ума сошел!

Ралли Монте-Карло считалось самым представительным мировым автомобильным состязанием. Оно проводилось в январе на Французской Ривьере, когда там наслаждались тишиной и покоем и видом зимнего моря усталые светские львы со всей Европы. Усталые женщины в мехах и каратах. Стареющие миллионеры, еще не все взявшие от жизни, а потому спешащие. Автомобиль считался респектабельным спортом, и президент автомобильного клуба Монако, господин Антони Ногес, подчеркивая главным образом именно этот аспект, сумел убедить правящего монарха княжества князя Луи, что автомобильные соревнования привлекут на Ривьеру большое число богатых туристов.

В ралли 1912 года на Монте-Карло стартовало 88 машин — из Парижа, Женевы, Берлина, Амстердама, Брюсселя, Гавра, Турина и один экипаж был заявлен из Санкт-Петербурга.

Это был самый отдаленный пункт. Нагелю предстояло пройти в морозы 3200 километров, большую часть пути по заснеженным санным русским дорогам. Нет, положа руку на сердце, Дмитрий Дмитриевич не верил в успех. Задумано все было здорово. Те светские бездельники, как сороки на хвостах, разнесли бы по Европе весть о победе русской машины. Но 3200 километров в январскую стужу, заносы на дорогах, необходимость везти с собой черт знает сколько всего, начиная от запасных шин и цепей на них, чтоб как-то взбираться на обледенелые возвышенности. Были еще ацетиленовый генератор, который каждую ночь и на любом, даже коротком привале следовало снимать с машины и, прижав к пузу, тащить куда-то в тепло, чтоб в нем не замерзла вода, затем — электрический генератор с ременным приводом, заграничная новость, последнее достижение прикладной электротехники, но не слишком надежный, запасные бензиновые баки, масло, не густеющее на морозе…

Андрей Платонович выбрал «руссо-балтик» модели С-24/40. На шасси поставили специальный кузов «торпедо-родстер» с брезентовым тентом. Лобового стекла не было. Нагель боялся уменьшения видимости из-за намерзания льда, да и вообще лобовые стекла как таковые в те времена являлись необязательной принадлежностью автомобиля. Шофер сидел в авиаторских очках, а под известный уже параплюй надевали «барана», или, говоря попросту, тулуп. («Баран» в кругу других автомобильных терминов, коротких и точных, как-то лучше воспринимался по своему звучанию.) Вместо стекла Андрей Платонович заказал брезентовую шторку с целлулоидным окошком. Шторку в любое время при желании можно было поднять и закрепить между щитком приборов и дугой тента.

С самого начала все складывалось неудачно, да и как иначе: старт дали 13-го числа! День выдался вьюжный. С ночи морозило до 30-ти. Утром спало, термометр показывал минус 22 градуса. Провожающие прятали лица в воротники. У фотографа закоченели пальцы. Нагель и его напарник Михайлов, с которым они собирались вести автомобиль поочередно, заняли свои места. Тент был опущен. На капоте, подставив ветру вислое пузо, сидел бог Билликен, костяная фигурка, на которую никто, кроме разве посвященных, не обратил внимания. «Руссо-балтик», газанув на месте, тронулся с белого, заснеженного Литейного прямо на Монте-Карло. Было ровно 8 утра. Снежно и пасмурно.

После первой ночевки под Псковом машина попала в буран. Вторая неудача! Первую Нагель скрыл. Оказывается, еще в Петербурге, заводя мотор, Михайлов заводной рукояткой сломал руку. Ему наложили лубок, но Дмитрий Дмитриевич ничего не заметил. Михайлов сел в машину молодцом. Разве что бледней обычного, ну да это от волнения, решили.

Тот январский буран под Псковом превратил весь белый свет в снежное крошево. Ни солнца, ни дороги. Снег залеплял глаза. Ветер валил с ног. Они стояли вдвоем, насквозь продрогшие у крыла своей машины, ждали чуда. На что еще можно было надеяться? Мотор работал на малых оборотах, чтоб не застыл. Вдруг из снега возле самой машины вылезла заиндевелая лошадиная морда. На них наткнулся обоз. Это мужички возвращались из города в деревню. Сугробы на шапках, на плечах, под носом сосульки.

— Ой, — завопил первый возница. — Кто такие? Иван! Самойла!

Выяснилось, что мужики тоже не видели пути, давно побросали вожжи, доверились лошадям. Ничего другого не оставалось, тронулись за тем обозом и проехали 90 верст на первой передаче! В радиаторе кипела вода. И пар валил, как из трактирного шестиведерного самовара.

Дмитрий Дмитриевич если и не называл всю эту затею с Монте-Карло авантюрой, то только из уважения к Нагелю. Другие, не менее драматические события разворачивались на его глазах. Он ездил в столицу в министерство торговли и промышленности. «Видите ли, — говорил ему важный чиновник с Владимиром на сухой шее, — мы не можем поставить вопрос о предоставлении вам заказов или вспомоществовании от казны. — Доверительно наклонялся, дышал в ухо. — А что касаемо таможенных тарифов, то мой вам совет: и не заикайтесь! Это отчень ба-а-льшая политика, молодой ч-че-ловек». И все-таки написали бумагу на имя председателя совета министров графа Коковцова. Ходили слухи, что тот где-то когда-то приватно настаивал-таки на развитии отечественного автостроения и даже назвал кого-то сомневающегося ретроградом. А вдруг? Утопающий хватается за соломинку. Он переписывал ту бумагу раз десять. Никак не меньше! Хотелось, чтоб убедительно звучало и чтоб коротко получилось, ведь министры, как известно, докладные свыше скольких-то там страниц, двух или трех, никогда не читают. Решалась судьба не автомобиля, но страны, он так считал, и это заставляло действовать. «…Гораздо выгоднее ввозить в Россию готовые автомобили, чем изготовлять их у нас… — писал он. — Несмотря на все усилия поставить автомобильное производство в масштабе, отвечающем положению единственного в многомиллионном государстве автомобильного завода, сделать это до сих пор не удалось…»

Бумага пошла по инстанциям, а в Ригу тем временем приехал Сухомлинов. Адъютанты, помощники, надраенные сапоги, шпоры, аксельбанты… «Сми…и…рна! Равнение напра…»

Накануне стало известно, что в модельной мастерской недовольство. Могут возникнуть беспорядки, и Бондарев лично решил посмотреть, что и как там у модельщиков, чтоб гром не грянул над головой министра, от которого так много зависело. Этого только не хватало!

Он прошел вдоль длинного ряда верстаков. Поговорил со старшим мастером.