Римма Коваленко - Хоровод

— Предложение! Томочка, я на работе, не морочь мне голову. Какое там еще предложение, куда мне деваться?

— Мама, ты человек, — возликовала Томка, — кстати, это совсем другой теплоход и совсем другой маршрут. Мы пройдем место, где Енисей сливается с Иртышом! Представляешь?

— Нет, не представляю. Бросала тебя в детстве по более серьезным причинам. Работа этого требовала.

— Не идеализируй мое детство и свою молодость. По-моему, ты нам просто завидуешь.

— Поссоримся, Томка, а зачем? Завидую я на сегодняшний день сама себе. Дочь любит, зять уважает, внук нуждается. Как художественный совет у Бориса?

— Нормально. И вообще, мамочка, все нормально. Побудешь три недели настоящей бабушкой, знаешь, какой потом разноцветной и прекрасной покажется жизнь?

Это я знала и без нее. Трудности моей жизни вдвоем с внуком заключались вовсе не в домашней работе. Стирка, купание, все эти одевания, кормежки были естественным, житейским трудом. Уставала я до изнеможения от ответственности.

Женька, как только целиком оставался на моем попечении, вносил в сердце такую тревогу, что я уже не жила, а существовала на краю какой-то пропасти. Если он гулял во дворе, я не отходила от окна, провожая взглядом каждый его шаг. После работы, замирая, подходила к детскому саду: не случилось ли чего? Об этом я никогда не говорила Томке, это были мои собственные страхи, похожие на болезнь. Женька этого тоже не мог знать, но чувствовал. Когда он исчезал из моего поля зрения и я, не дождавшись лифта, сбегала с шестого этажа во двор, Женька выходил навстречу и говорил: «Я здесь». Только когда он был дома, я могла сесть за стол и углубиться в работу. Но какая это была работа! Сопение и тяжелые вздохи прерывали ее.

— Бабуля, мне скучно. Поиграй со мной.

Мы раскладываем на столе лото с картинками или ставим бильярд с ямочками для шариков, и через час я говорю внуку:

— Женька, теперь мне скучно. Давай смотреть телевизор.

Такси увезло Томку и Бориса в аэропорт. Мы с Женькой проводили их, не выходя со двора. Присели на скамейку и увидели Каролину. Она шла по двору рядом с матерью, нарядная, с большим белым бантом на голове. Тонкие, как струны, ножки словно пританцовывали, так легко и красиво она двигалась. Мать несла сумку с продуктами. Худенькая, грустная, тщательно одетая женщина. На узкой юбке сзади был длинный разрез. Она тоже шла по-особому, ноги в этом разрезе не мелькали. Прошли и исчезли, словно не имели никакого отношения к нашему двору, а так — появились и растаяли.

Мы уже собирались идти домой, когда из подъезда вышла Викентьевна.

— Сидите? — Она подошла к нам. — Сидите и ничего не знаете. Каролинку на экзамен водили. На балерину будет учиться. Это, я скажу, для нее выход. Там ведь интернат. Особое питание, режим, семь лет исполнится, будет учиться. Там и школа у них своя, отдельная.

Женьку эта новость задевает.

— А я шофером буду, — говорит он, заглядывая Викентьевне в глаза, — на поливальной машине.

Викентьевна никак не реагирует на его слова, и он повторяет:

— Я шофером буду. Ваша Каролинка будет идти, а я как включу и всю ее оболью.

Викентьевна по-прежнему не слышит, она переполнена будущим Каролины.

— Такая уж у них судьба: мать — артистка, и эта козявка в балерины выбьется.

Меня тоже захватывает будущее Каролины: пройдут годы, и из маленькой своенравной девочки получится балерина, может, даже выдающаяся. Никогда у меня не было знакомых в этой среде, и, что бы там ни говорили, это люди особой судьбы.

Дома я говорю Женьке:

— Раздевайся, умывайся и ложись спать. Может, тебе приснится поливальная машина. Мальчики мечтают стать космонавтами, полководцами, на худой конец, дрессировщиками, а этот мечтает поливать улицы. Откуда такая тяга к чистоте?

— Ниоткуда! — Внук прерывает мое ворчание громко, категорически и пугает меня своим ответом. — Иди к своей Каролине, я один буду жить.

Мы миримся не сразу. Женька лежит в постели, положив ладошки под затылок, смотрит в потолок, и нельзя понять, нравится ему то, что я говорю, или не нравится. Я говорю ему, что он не мальчик, а зайчик, самый лучший зайчишка на свете. И его поливальная машина, на которой он восседает, тоже самая лучшая в городе. Струи летят до самых верхних этажей. Кто это устроил такой дождь? Да это же заяц Женька, помните, жил такой маленький мальчик на шестом этаже в сто четвертой квартире?

— Не очень маленький, — поправляет меня Женька, — из средней группы.

Она пришла к нам в субботу. Я открыла дверь и увидела: Каролина.

— Проходи, пожалуйста! — И, чтобы настроить Женьку на гостеприимный лад, крикнула: — Иди сюда, посмотри, кто к нам пришел!

— Я не к нему пришла, — сказала Каролина. — Я к вам пришла. В гости.

Ситуация была потрудней, чем на ученом совете, когда докладчик и оппонент в равной степени уверены в твоей поддержке. Женька не просто не любил Каролину, он еще и ревновал. Стоял посреди комнаты, и весь его угрюмый вид выражал одно-единственное желание: уходи. Но не выгонял, молчал.

— Вот что, — сказала я ему, — человек пришел ко мне в гости. Если тебя не устраивает наша компания, можешь идти в комнату своих родителей. А сопеть, хмуриться, демонстрировать свой замечательный характер совсем необязательно.

Женька выслушал эту тираду и остался. Каролина же в это время совершала обход квартиры. Осмотрела все и сказала:

— А пирог с маком и медом делать будете?

Вот что тебя сюда привело!

— Буду, Каролина. Сейчас начну. А ты пока расскажи мне и Жене, как сдавала экзамены на балерину.

Личико Каролины стало серьезным, она вздернула подбородок: видимо, экзамены она сдала успешно и гордилась этим.

— Как вошла, сказали раздеться, чтобы осталась в трусах и босиком. Потом спросили, что будешь танцевать? Я сказала: польку.

— А зачем в трусах? — спросил Женька.

Каролина бросила на меня взгляд сообщника: ничего не понимает!

— Чтобы было видно — толстый или худой. И пальцы чтобы на ногах были видны.

Женька вздохнул, его бы до экзамена не допустили: толстый.

Я замешивала тесто, а они толклись возле меня, не клеилось у них общение между собой. Все-таки Каролина на два года старше Женьки. Ростом одинаковы, но разный возраст, разные интересы. Разговаривать с детьми не такое уж легкое дело. Это из области педагогической демагогии — разговаривайте с ними, как со взрослыми. Никуда не денешься, как со взрослыми можно говорить только со взрослыми. Я придумывала разные вопросы, вспомнила про шапочку, сказала Женьке:

— Не помнишь, где она? Давай подарим ее Каролине?

Женька пошел в комнату и вернулся с вязаной разноцветной шапочкой, протянул ее Каролине.

— На.

Она не стала ее примерять, выбежала в коридор и положила ее там на столик под зеркалом возле двери. Вернулась с губной помадой в руке.