Александр Мишкин - Птицы летают без компаса. В небе дорог много [Повести]

— Ты все-таки решил отпустить его в академию?

— Пусть учится…

Мы долго шли молча, каждый думал о чем-то своем, а в общем об одном и том же — о службе.

— Недавно у меня корреспондент военной газеты был, — нарушил молчание Виктор Иванович. — Долго с ним беседовали. О жизни расспрашивал. Просил биографию рассказать. А какая у меня, к лешему, биография? Не для газеты она. Воевать не пришлось, а у военных людей там вся биография пишется. Вот отцу моему есть что рассказать. Три раза ранен, правительственные награды имеет. От Москвы до Берлина фашистов гнал. Что он повидал в свои тридцать лет, нам и в триста не увидеть. Отец однажды сам признался, что до войны колесного скрипа боялся, а я его тогда и спросил: дескать, чего же на фронт добровольцем ушел? Рассердился. Что же, говорит, если твою хату подпалят, ждать пока ее другие потушат? Вот она, наша русско-крестьянская логика! После войны батя колхоз возглавил. Такой биографией, как у него, и гордиться можно… — Виктор помолчал, подумал. Казалось, что теперь он уже не видел ни зари, ни цветов, перед ним был только отец. — Сейчас же на оборот. — Потанин небрежно откинул на затылок фуражку, усмехнулся. — Отец мной гордится. Когда в отпуск приеду, надену гражданский костюм, чтобы по деревне пройтись, он ворчит: вырядился, мол, пришей кобыле хвост. Не дури… Надень свою полковничью… Вот и получается, что гражданский костюм и надеть негде, я и галстуки завязывать не умею, Выдают-то нам готовенький, с узлом. В гарнизоне я тоже не хожу в гражданском. Люди подумают — замаскировался, спрятался. И без фуражки не могу, в шляпе стыдно, в кепке неудобно.

— Значит, ты в Потанинскую породу пошел, Витька-полковник, — пошутил я. — Да и у тебя ведь правительственные награды имеются. Чего же скромничаешь? Даже еще и медаль за спасение утопающих!

Потанин улыбнулся:

— Тоже запомнил?!

— А как же? Смеялись мы тогда над тобой, потешились втихую. Все-таки за что тебе ее дали? Ты вроде бы и плавать-то не умеешь?

— В том-то и весь интерес, что утюг-утюгом. А медаль вручили. Это когда срочную служил. Был в увольнении. Увидел, на озере девочка с санками под лед провалилась, барахтается в проруби, судорожно ручонками за кромку льда хватается, а лед ломается и ломается. Как тут устоишь? Я выхватил у пацана лыжи и полез к ней. Лед подо мной дышит, прямо лучиками трескается. Жутко! А я ползу. Знаю, что пузыри вместе с ней могу пустить, а ползу. Протянул девочке лыжину. Кое-как выкарабкалась она на лед. Потом лестницу приволокли, веревки побросали. Вытянули нас с ней. Вот мне и медаль! Плавать, и верно, я не умел. В нашей Трофимовке речка такая, что малость штаны засучи — вдоль и поперек прошлепаешь. Но медали-то дают не за умение плавать, а за спасение утопающих.

«Ему было страшно, когда лез по трескучему льду, а мы в училище смеялись над ним — весело было…» — подумал я.

— Так вот, корреспондент и спрашивает: «Если бы вам предстояло пройти этот путь снова, вы прошли бы его, наверное, без колебаний и сомнений?» На кой леший я поперся бы этим путем, отвечаю, если бы можно было кое-что обойти и к цели побыстрее добраться. Теперь-то я уже знаю, где спотыкался, сбивался с ноги, что мне мешало.

Мы снова сели в машину и поехали в гарнизон. Навстречу нам уже гуськом двигались машины, тракторы, скреперы — тянули свою технику труженики аэродрома. «Газик» остановился возле здания штаба. Потанин легко выпрыгнул из кабины, машина покачнулась на рессорах. За ним вышел и я. В глаза бросилось висящее у входа объявление: «Сегодня в 17.00 состоится футбольный матч между командами…»

— Что ж, Сергей Петрович, все-таки сманил я тебя. Командующий дал «добро». Приказ не за горами. Задействую я тебя на полную катушку. Думаю, сработаемся.

— Чего же нам не сработаться?

Я потрогал рукой березку, привязанную белой ситцевой тряпочкой к корявому, обросшему полынью колышку, и тихо сказал:

— Меня, Виктор Иванович, все-таки волнует твой Прохоров. Переведи его лучше в другую эскадрилью. Иногда ведь и хорошие люди могут крепко держаться за свои убеждения, хотя они и ошибочны. Прохоров с Яшиным поссорились над приводной радиостанцией из-за несогласованности действий, а потом Прохоров и стал «телепаться, как цветок в проруби».

— Не беспокойся, с Яшиным я разберусь и нарисую себе картину. Лениться мужик стал. Эскадрилья отличная. А перед Прохоровым и я малость виноват. Затянул. Детский садик я в то время принимал у строителей, потом еще думал, что Прохорову после ссоры с женой надо было отстояться, в себя прийти. А тут вот ты пожаловал. И оказалось… Словом, получилось отменно. Тебе ведь служить в этом полку. Прохорова выпустил — дал летчикам фору. Они любят такое. Значит, утвердился.

— У Яшина, думаешь, хватит сил подняться выше привычного? — спросил я, чувствуя себя уже его заместителем.

— Безусловно, хватит, не хватит — добавим! Зачем нас тогда здесь поставили? — Потанин немного подумал и как бы сам рассудил: — Прохорова сегодня же переведем, приказ отпечатаем. А по поводу единой методики обучения, как приедешь, вместе возьмемся за это дело, партийную организацию подключим.

— Разумеется.

— На-ка вот, передай своей жене. Скажи — от Потанина. Она должна вспомнить, как я к ее отцу за учебниками бегал. — Виктор протянул мне коробочку с духами «Белая сирень». — А это сыну твоему — самолетик! Солдаты мои из плекса сделали.

«Не обделила тебя природа эмоциями!»

— Сына-то в летчики готовишь? Или картуз с большим козырьком купил, чтобы небо не видел, не соблазнялся?

— Такие картузы обычно мамочки покупают. А отцы велят носить их козырьком назад.

— Это верно, — улыбнулся Виктор Иванович. — Давай, Сергей, не задерживайся, побыстрей оформляйся. — И, взглянув на погоны, пошевелил губами: — Ты чего же звезду не приколол, подполковник? Скромничаешь?

— Неудобно! Дырочка посередине на погонах останется.

— Дырочка пригодится… Не век подполковником будешь… Ладно, Сергей, — протянул он руку. — Пойду людей будить, к полетам готовить.

Я хлопнул дверцей машины, кивнул Потанину в окошечко, и «газик» помчался к вокзалу.

— Понравилось у нас, товарищ майор? — заговорил шофер; ему, наверное, надоело молчать.

— Понравилось, — ответил я, и только сейчас пожалел, что не прикрепил вторую звездочку: лучше бы к Але явиться в новом чине. «И-ех, не долго ты походил в чиновниках!»

— В общем-то у нас здесь неплохо, — поправляя фуражку, согласился солдат. — А вы, видать, нашего командира давно знаете! Я наговорил вам такое…

— Ничего, все нормально.

Шофер промолчал. Только, застенчиво улыбнувшись, поплотнее пригнулся к баранке. Машина побежала повеселее, точно ей передалось настроение водителя.