Анатолий Наумов - Голубая мечта [Юмористическая повесть в эпизодах]

— Между прочим, — с укором замечает Кармен, — очки у меня французские.

Они снова располагаются на травке, подставляя свои тела солнцу. Кармен долго улежать не может, ей снова скучно, и она теребит Дробанюка, посылая его посмотреть, не сошла ли радужная пленка. Того нестерпимо тянет в дрему, но ничего не поделаешь, и он, кряхтя, поднимается. Но радоваться по-прежнему нечему — пленка стала еще насыщенней, а кое-где ее уже прорезают грязно-бурые полосы. Тем не менее на выразительный взгляд Кармен Дробанюк отвечает бодрой улыбкой: мол, все почти в полном порядке!

— Скоро не только купаться — пить эту водичку можно будет, мое солнышко, — заверяет он.

— Как скоро? — довольно больно дергает за волосы на груди уже успевшего улечься Дробанюка Кармен.

— С полчасика еще… моя радость. Потерпи чуток… — морщится от боли тот.

— Терпеть вредно! — капризничает Кармен. — Какой ты плохой, Дробанюк!

Дробанюк переворачивается, укладываясь ничком, но Кармен все равно не дает ему покоя. Он проклинает сапожников с кожевенного завода, испортивших не только воду, но и настроение.

— Солнышко, — пытается он отвлечь Кармен от агрессивных поступков, — а что сейчас в Италии модно носить по воскресеньям?

Кармен изумленно застывает, и на лице ее отражается сложная работа мысли. В это время со стороны речки доносится дикий вопль, заставляющий Дробанюка подскочить как угорелого. Вслед за воплями раздаются какие-то невразумительные крики, и на пригорке неподалеку появляется старикан. Он без берета, седые волосы его взъерошены, а глаза горят сумасшедшим блеском.

— Т-там! — заикаясь, кричит он, показывая рукой на речку. — Т-там!

Дробанюк и Кармен бросаются к нему.

— Что такое, дедусь? Что случилось?

— Т-там!.. — твердит по-прежнему тот, трясясь, словно в лихорадке.

— Да что там, в конце концов?! — И Дробанюк, схватив его за плечи, с силой встряхивает, приводя в чувство. — Сом сорвался? Или акула империализма все-таки?..

— Ч-человек там! — лепечет старикан. — Ч-человек!

— Какой человек? Ты можешь толком сказать? — почти кричит на него Дробанюк, пытаясь добиться вразумительного ответа.

— У-утопший… Совсем, — обессиленно произносит наконец старикан. Ноги у него подкашиваются, и Дробанюк, поддерживая, опускает его на землю.

— Ой! — испуганно взвизгивает Кармен. — Я боюсь!

— Спокойно, может, ему померещилось, — подбадривает ее Дробанюк. — Сейчас разберемся… Какой человек, папаша? — приседает перед стариканом на корточки он. — Где утонул?

— Т-там! — нерешительно кивает тот в сторону речки.

— А конкретно? — пристально смотрит ему в глаза Дробанюк. — Речка больша-ая…

— В ом… ом-муте, — дрожащим голосом отвечает старикан.

— Какой человек? — продолжает спрашивать Дробанюк. — Ты же один там сидел? Откуда же взялся человек?

— В омуте… В воде, — наконец начинает понемногу приходить в себя старикан. — Я леску выбирал, к-когда чувствую — что-то зацепилось. Думал он — п-п… п-под…

— Поджигатель? — догадывается Дробанюк.

— Аг-га, — кивает тот. — Когда тяну — н-нога..

— Чья нога? Поджигателя?! — специально подбрасывает этот вопросец Дробанюк, чтобы проверить, не спятил ли на самом деле старикан. Фосфоресцирующие глаза того выглядят весьма подозрительно.

— Утопшего, — вдруг без заикания, осмысленно отвечает старикан.

В это время Кармен стучит в спину Дробанюку своим длинным наманикюренным ногтем.

— Мне страшно…

— Ну, я же с тобой, — успокаивает ее Дробанюк. Он поднимается и, привлекая Кармен к себе, нежно берет ладонями за щеки. — Я тебя никому не дам в обиду, моя Кармен.

— Как это — Кармен? — удивляется та.

— Это в опере такая красавица, — объясняем Дробанюк. — Испанская. Жгучая. Как ты.

— Не заливай! — недоверчиво кривится Кармен. — Я была на этой опере тоже. Когда мы всей конторой в культпоход ходили. Кармен — ужасно толстая баба. И совсем не жгучая.

— Ты просто ее, наверное, не рассмотрела как следует, солнышко, — оправдывается не ожидавший этого Дробанюк.

— Я в первом ряду сидела, между прочим. И видела, как с нее пудра сыпалась.

— Значит, я попутал исполнительницу, — выкручивается он. — Это я жгучую Кармен в Большом театре в Москве видел. — И как можно искреннее смотрит ей в глаза. Хотя Дробанюк мимо Большого театра только проезжал, но уж подловить его Кармен не сможет наверняка. — И фигура у нее была, как у тебя, солнышко, и глаза такие большие… — А увлекшись, неосторожно добавляет — И очки французские.

— Прям, и очки… — тут же цепляется за это Кармен.

— Представь себе! — так, будто он сам поверил с трудом в это, заверяет Дробанюк. — У нее что-то там со зрением приключилось, и ей порекомендовали петь в очках.

Кармен недоверчиво хмыкает, затем, заметив, как поднялся старикан, снова капризно надувает губки.

— Все равно мне страшно.

— Да ерунда все это! — успокаивает ее Дробанюк. — Бред сивой кобылы! Это он какую-нибудь корягу зацепил, а со страху за человеческую ногу принял.

— И никакой не бред! — возражает старикан. — И никакая не коряга!

— Ладно, папаша, сейчас проверим, — разоблачающе смотрит на него Дробанюк. — Ну-ка пойдем к твоему омуту!

— А я не пойду! — предупреждает Кармен.

— Правильно, женщинам там делать нечего, — одобряет это Дробанюк. — Посиди здесь, солнышко.

Он первым спускается с обрыва на песчаный клочок у омута. Здесь дедовы снасти и кожемитовая сумка со всякой всячиной, необходимой на рыбалке. Торчат и несколько колышков с натянутыми от них лесками донных удочек. Одна из них ослаблена и лежит на песке.

— Этой орудовал? — показывает на нее Дробанюк.

— Ага.

Дробанюк решительно подбирает колышек с опущенной леской и, натягивая ее на вытянутую руку, пробует на зацепку — есть ли что на крючке? Леска тянется довольно свободно, и Дробанюк начинает выбирать ее, складывая петлями сбоку.

— Сорвалась твоя нога, папаша! — насмешливо бросает он старикану. И в этот момент леска натягивается, давая знать, что на крючке что-то есть. — Момент, — приговаривает Дробанюк, и голос его слегка дрожит от неприятного ощущения, будто по леске пошел ток. — Сейчас мы…

Он размеренно подтягивает ее, чувствуя, как что-то довольно тяжелое медленно поддается его усилиям.

— И-и раз! — подбадривает — теперь уже больше себя — Дробанюк. — И два!..

Омут, очевидно, глубокий, леска долго выбирается.

— Да сколько тут ее! — злится Дробанюк.

— Еще чуток, милый! — заверяет старикан, опять прикипевший взглядом к воде.

Но вот леска уже на исходе, это чувствуется по тому, как все круче натягивается она. Руки у Дробанюка начинают дрожать, он уже не рад, что связался с этим сумасшедшим стариканом, и вытаскивать уже ничего не хочется. И в этот момент раздается нетерпеливый голосок Кармен: