Анатолий Наумов - Голубая мечта [Юмористическая повесть в эпизодах]

Несколько месяцев Дробанюк в поте лица днем и ночью крутился, как фигурист на соревнованиях, пока во дворе управления не сгрузили с МАЗа грязно-коричневый «Москвичок». А после этого еще три месяца шофер Федя, оформленный слесарем, возился с ним, чтобы поставить его на колеса. Фейерверком брызгала электросварка, когда латали подгнивший кузов. Но зато когда Дробанюк уселся на переднее сиденье справа и «Москвичок», фыркнув, тронулся с места, он едва сдержался, чтобы не закричать «Ура!». И такое Дробанюка охватило празднично-торжественное состояние, что он тут же дал Феде команду подъехать к гастроному, взял бутылку шампанского и прямо в «Москвичке» стрельнул на радостях пробкой в потолок…

Конечно, тем, кто ездит на порядочном транспорте, нельзя не позавидовать, и Дробанюк порой долгим и тоскливым взглядом провожает какую-нибудь «Волгу» с гордым силуэтом владельца рядом с водителем. Но в принципе он доволен и своим подержанным «Москвичком» — лучше ведь, чем совсем ничего. С работы, на работу, домой пообедать — не в трамвайной давке добираться… Да и супругу по пути, а то и персонально подбросить то на рынок, то еще куда…

Одно плохо: начиненный с миру по нитке собранными запчастями, да еще большей частью бывшими в употреблении, «Москвичок» частенько барахлит, ломается и приходится беспрерывно латать его. Вот и опять предстоит хорошенько помозговать, где достать эту проклятую коробку скоростей. К тому же сегодня понедельник — день, как известно, тяжелый, работы невпроворот, откуда время взять на это…

Выбирая от трамвайной остановки кратчайший путь к своему управлению, Дробанюк пытается спешить, чтобы не опоздать на планерку, но не получается: одолевает одышка. «Разожрался я, — недовольно думает Дробанюк. — Да и спиртного поменьше лакать надо. Не то вообще в бегемота превращусь. Стыдно на пляже раздеться…»

На планерку он является, изрядно припоздав. Его уже устали ждать, и Дробанюк замечает злорадные взгляды: он обычно въедливо распекает за опоздания, а тут вдруг сам показал пример… Но не успевает Дробанюк отдышаться, как секретарша приглашает его к телефону — звонит управляющий трестом. И он озабоченно спешит к себе в кабинет.

— Але, — торопливо снимает трубку Дробанюк. — Слушаю вас, Геннадий Михайлович.

— Слушай, и внимательно, — жестко говорит управляющий трестом Младенцев, и внутри у Дробанюка все обрывается — если тот начинает с этих слов, значит, предстоит хорошая накачка. — У вас там пару листов чистой бумаги найдется?

— Да., это… — мнется Дробанюк, не зная, что и сказать в ответ: уж больно подозрителен вопрос.

— Если нет, то придете ко мне вместе с главным, я найду для вас пару листов чистой бумаги, — говорит управляющий. — Вдвоем на них и накатаете заявления на расчет.

— Кхэ-э, — натужно кряхтит Дробанюк, но возражать не решается, зная, что будет еще хуже.

— Вы что там себе думаете по поводу бойлерной, а? — Голос управляющего приобретает твердость металла. — Или вы хотите, чтобы я и дальше выслушивал накачки в комбинате из-за того, что вы не в состоянии разобраться с какой-то паршивой бойлерной? Так вот, голубчики, немедленно, слышите — немедленно! — наведите мне порядок с этим делом! Ты лично мне доложишь, понял?

Вслед за этим в телефонной трубке звучат частые гудки — управляющий уже положил ее.

— Кхэ, — снова кряхтит побледневший Дробанюк. Его плотная, выпирающая из воротника рубашки шея покрылась испариной. Дробанюк расширяет ошейник галстука и, расстегнув воротник, с облегчением отдувается, будто после парной. — М-да…

Затем нажимает кнопку, коротко бросает появившейся в дверях секретарше:

— Пусть зайдет Калачушкин.

— Петр Иванович заболел, — сообщает та и вопросительно смотрит на Дробанюка своими серыми, выцветшими глазами. «Нашел время бока отлеживать», — сердится Дробанюк и только теперь замечает, что секретарша слишком худа и совсем не привлекательна. Где-то в глубине его сознания проносится мысль, что хорошо бы подобрать вместо нее молодую и симпатичную.

— Объявите, что планерка переносится на завтра, — говорит Дробанюк и провожает секретаршу долгим, оценивающим взглядом. Но думает он не о молодой и симпатичной, ему сейчас не до этого, а о том, что надо ехать на проклятую бойлерную. А чем ехать? Он машинально крутит диском телефона и не сразу реагирует на откликнувшийся в трубке зычный голос Ухлюпина.

— Алло? Алло, кто это? — нетерпеливо спрашивает тот. — Какого вы черта молчите?

— Выручай, Юрий Алексеевич, — умоляюще произносит Дробанюк. — Коробка скоростей полетела.

— A-а, это спикер верхней палаты!

Ухлюпин в последнее время все чаще обзывает Дробанюка этим, до обидного неприятным выражением, — но тот скрепя сердце вынужден его проглатывать. Ухлюпин — человек нужный. Пусть пока гоношится, лишь бы помогал.

— Опять твой «Мерседес» дал трещину? Слушай, ты же перехватишь все мои связи! Я тебе то, я тебе другое, а с тебя мне цистерна козлиного молока взамен… Не-е, дорогуша, калорийность твоего продукта — пшик.

— В долгу не останусь, Юрий Алексеевич, — преданно заверяет Дробанюк. — Ты же меня знаешь.

— Потому и говорю, что знаю, — витийствует тот.

Поиздевавшись, он все же подсказывает Дробанюку, куда позвонить, и тот, набрав номер, напряженно приникает к трубке ухом.

— Ну? — коротко отзывается мужской голос. Отчетливо слышно, что тот, кому он принадлежит, жует.

— Это материальный склад? Я от Ухлюпина. Дробанюк моя фамилия…

— Ну? — все так же лаконично спрашивает жующий.

— Я по поводу коробки скоростей, — несмело продолжает Дробанюк. Его смущает это бесцеремонное «ну».

— Ну?

Дробанюк совсем теряется.

— Понимаете… Очень нужна. А если что надо, то…

— Че можешь? — прерывает, наконец, свое «нуканье» жующий.

— Кирпич могу. Цемент, трубы… — облегченно выдыхивает Дробанюк: кажется, наладилось.

— Ну? — требуют от него продолжения.

— Еще щебенку…

— Чихать на щебенку, — заявляет жующий. — Кирпич какой?

— Кирпич белый, силикатный.

— Чихать на силикатный.

— Да? — растерянно уточняет Дробанюк.

— Красный есть? — спрашивает жующий.

— Есть доска-сороковка, — невпопад отвечает на это Дробанюк.

— Сороковка? — приостанавливают жевать на том конце провода. — Кубов пять дашь?

— Пять кубов? — мнется Дробанюк. — Туговато, но вообще-то можно… Только мне срочно коробка нужна.

— Присылай. Спроси в приемной Юлия Валентиновича Сюкина. Сюкин — это я…

Дробанюк подскакивает от радости. Затем, на ходу бросив секретарше: «Я на бойлерную», почти бегом устремляется в гараж. А уже через час снятый с линии грузовик везет доски Сюкину и забирает у того коробку скоростей. Федя тут же устанавливает ее с помощью водителя грузовика на «Москвичок», а Дробанюк стоит над ними надсмотрщиком и поторапливает.