Михаил Колосов - Платонов тупик

Платонова бригада к тому времени увеличилась еще на одного человека — к ним присоединился возвратившийся с хутора Иван Костин, Васькин дружок. На хуторе тоже стало небезопасно, и он, узнав от сестры о Васькином приходе и о совхозе, прибежал сюда. Иван — красивый крепкий парень. Густые, сросшиеся на переносице брови, длинные ресницы и черные как вороново крыло волосы неизменно привлекали к нему взоры девчонок. Он был самым сильным парнем в школе и самым застенчивым, особенно робел и терялся перед девчатами и, пожалуй, был единственным из старшеклассников, у кого не было подружки…

Кроме платоновской бригады, на сено пригнали откуда-то человек пять пожилых мужиков, по всем признакам это были местные совхозные рабочие.

Было здесь и начальство — офицер с переводчицей и управляющий. Через переводчицу механик рассказал рабочим, как работает пресс, потом расставил их по участкам и объяснил, что и как они должны делать: шестеро у транспортера — набрасывать на ленту сено, двое — оттаскивать тюки и складывать их в сторонке и двое — на вязке. Последнее было поручено Костину и Ваське. Им вручили по два длинных, с заостренными концами, стержня, похожих на большие шампуры или на шпаги, только на лезвиях у них были на всю длину канавки диаметром с карандаш, и поставили по обе стороны длинного квадратного хобота. В этот хобот пресс будет набивать сено, а Иван и Васька должны вязать его проволокой в тюки. Тюки можно было делать разной длины, но немец отмерил на нижней перекладине размер и приказал строго соблюдать его.

Механик ушел заводить движок. Васька и Иван стояли друг против друга со шпагами в руках, на земле возле каждого лежали мотки мягкой проволоки и на полке — кусачки. Иван со скучающим видом крутил в руках шпагу, а потом встал в стойку, стал угрожать Ваське, который тут же изготовился к отражению атаки. Но «дуэль» не состоялась — застрелял движок, заработал, и тут же заходил ходуном весь агрегат, задвигался с грохотом взад-вперед на холостом ходу тяжелый поршень пресса. Потом пошли первые навильни сена, и поршень легко, с мягким хрустом вдавил их в хобот. Васька и Иван воткнули шпаги (один внизу, другой вверху), продели в желобки концы проволоки, и каждый потянул чужой конец к себе. А пресс все толкал и толкал сено, и с каждой порцией оно, уже спрессованное, двигалось толчками по хоботу длинной квадратной колбасой. Когда передний конец колбасы дошел до отметины, ребята воткнули другую пару шпаг, как бы отрезали тюк от остальной массы, и продели сквозь них концы проволоки в обратную сторону. Каждый схватил свой конец, откусил проволоку от мотка на нужную длину и, закрутив несколькими оборотами, приступили к следующему тюку.

Связанный тюк продолжал двигаться по хоботу до самого края и там по наклонной железной плите тяжело сползал на землю. Освобождаясь от пресса, сено расширялось и натягивало проволоку так туго, что она врезалась в него, как в мякоть. Поддеть под нее даже железный прут, не то что палец, было невозможно. Тюки получались плотные, тяжелые, два мужика крюками оттаскивали их в сторонку и складывали в штабель.

Через час или полтора механик, приглушив движок, отключил ременный привод, остановил пресс, чтобы проверить некоторые узлы машины. Пользуясь передышкой, рабочие собрались возле готовых тюков, стали их рассматривать, пинать ногами, пробовать на вес, и восхищались технической смекалкой немца.

— Вот бы нам такой пресс! — говорили совхозные мужики. — Быстро, удобно! А главное, хранить и перевозить сено в тюках легче и способнее…

После перерыва начальство уехало, и за главного остался механик. Солдат ни во что не вмешивался, он только слонялся лениво вокруг или занимал свой пост в отдалении, как ворона на самом высоком месте, и, раскорячив ноги, стоял истуканом.

После обеда работа пошла медленнее, люди устали, руки уже не держали вилы. Воткнув тройчатки в сено, они не могли поднять полные навильни, с трудом выдергивали их, подцепив небольшой кусочек сена, бросали на транспортер. Пресс работал почти вхолостую. Немец-механик подходил к мужчинам и, указывая на агрегат, объяснял:

— Машина гыр-гыр-пльёхо. Надо много-много бросайть.

Иван Глазунов обернулся к нему и улыбаясь сказал:

— Машина гыр-гыр, ты гыр-гыр, а у меня в животе гыр-гыр. — Он показал на свой живот: — Видишь, как подвело?

Механик смотрел на Ивана, слушал его внимательно, а выслушав, сказал:

— Не понимай.

Тогда Иван принялся втолковывать ему по-другому. Указав на пресс, сказал:

— Машина кушать много-много, а я кушать мало. — И снова положил руку себе на живот. — Тут вот мало-мало.

— Кушать мало? — переспросил немец и развел руками: я, мол, тут ни при чем.

К Ивану подошел солдат и, уставившись на него выпученными, как у жабы, глазами, сказал:

— Эй! Работай надо! Давай! Давай!

— Иди ты к черту, — неожиданно рассердился Иван. — Один гыр-гыр, теперь другой пришел гыр-гыр. Ты попробуй сам «давай-давай!», — указал он на транспортер. — Ты кушал сало? Шпек эссен? А я кукурузу…

Немец смотрел на Ивана, слушал, а глаза его все больше и больше вылезали из орбит, будто это уже были не глаза, а толстые линзы без оправы.

— Иван! — крикнул Платон. — Отстань! Не дури!

К солдату подошел механик, стал что-то ему говорить, а Иван тем временем принялся навильни за навильнями бросать сено на транспортер — сообразил, что дело может кончиться плохо. Механик продолжал что-то говорить солдату, указывая то на транспортер, то на пресс, то на рабочих. И вдруг неожиданно заглушил движок. Все недоуменно посмотрели в его сторону, а он поднял руки и, скрестив их, объяснил:

— Аллес. Машина… спать… Аллес. Алле нах хаус. Домой. Морген… Савтра ахт ур… — показал восемь пальцев. — Фосем час.

Все быстро похватали свои вещи и пошли по домам. Иван ворчал:

— Даже машина спать захотела. А он хотел, чтобы мы не евши с ней тягались.

— А ты тоже… — упрекнул его Платон. — Связался… Шутить вздумал с фашистами.

— Да как-то само собой получилось, — оправдывался Иван.

На другой день на прессовке сена народу было уже вдвое больше — откуда-то еще пригнали рабочих: немцы спешили побыстрее убрать сено. То ли боялись, что его попортит непогода, то ли оно было им срочно необходимо для армии. Дизельный движок тарахтел, будто мотоцикл на большой скорости, маховые колеса его крутились так бешено, что спицы сливались в сплошной круг, а сердечник пресса ходил взад-вперед, словно маятник. Иногда мужики нарочно наваливали одновременно на приемник побольше сена, надеясь, что пресс поперхнется и остановится, но он был таким прожорливым, что лишь на мгновение притихал, вдавливая массу в хобот, и снова грохотал, требуя корма.