Евгений Гущин - Небесное созданье

— Да нет, мне интересно.

— Эх, открыть бы здесь национальный парк! На всем левобережье озера. Чтобы люди зимой и летом ездили сюда не за шкурками и не за кабарожьими пуповинами, а отдохнуть душой, полюбоваться на это величие. В медицине есть новое направление — ландшафтотерапия. То есть, лечение красотой природы. Нервы успокаивает, восстанавливает жизненные силы. Ведь многие болезни — как раз из-за нервов. Я уж давно бьюсь над идеей национального парка. Пишу в газеты, в администрацию района и области, но пока — глухо. Меня не слышат. Отмахиваются: не до того, мол, других забот хватает. А как было бы здорово! — Лукаво улыбнулся. — Представь: приезжает однажды богатая американка, очень красивая, холеная дама. Со светло-русыми волосами и темно-серыми глазами с фиалковым отливом. Слыхала, говорит, есть тут у вас так называемая Купеческая избушка на Турге. Имею желание на нее глянуть. „Да, — отвечают, — есть такая избушка, — и живет там безвылазно лесник-отшельник“. Привезли ее туда на вертолете. Увидела она седовласого лесника и говорит ему: „Я весь земной шар обогнула колесом и крылом. Искала мужчину своей мечты, но так и не нашла нигде лучше тебя. Ты мне нужен“.

— Не надо, Алексей, — тихо попросила Алена, щурясь от солнца.

— Ну, почему? Дай хоть помечтать.

— Не надо, а то заплачу.

— Ты же, вроде, улыбаешься.

— Сквозь слезы.

— Отчего?

— Не знаю.

— Плакать на морозе нельзя. А то выцветут твои фиалковые глаза. Да и вообще, давай покатимся потихоньку вниз. С небес на грешную землю. Надо собраться и отдохнуть перед дорогой. Завтра у нас — трудный день. Попрощайся с горами. И пусть они пожелают тебе удачи.

Уходил в небытие еще один короткий зимний день. Солнце уже свалилось за хребты, и таежные массивы на крутых склонах зачернели, теряя очертания и краски. В долину тургинского ущелья, с горных вершин, стекались густеющие синие тени, окутывая сумерками поднебесное пространство. Наступил короткий стык дня и ночи, когда все живое и неживое затихает в оцепенении, готовясь к переходу из света во тьму. И хотя ночь приходит на смену дня с начала сотворения Мира, и происходит регулярно, через определенное время, но смена эта всегда таинственна и грустна. Примолкли шумливые кедровки с сойками, и даже верховой ветерок перестал шевелить ветви на плоских вершинах кедров. Все притихло, все затаилось до первых проблесков утра.

Избушка, приютившаяся на высоком берету речки Турги, среди могучих деревьев, тоже растушевана густеющими сумерками. Слабо светится крохотное оконце, выжелтив сугроб. Из ржавой жестяной трубы уперлась в морозное бледное небо сизоватая струя дыма. К стене избушки, под навесом, прислонены две пары широких лыж и два кайка. Рядом с ними, стволом вниз, висит ружье. Неподалеку от навеса, под кедром, в глубокой снежной лунке, свернувшись клубком и упрятав нос в пушистый хвост, дремлет Дымок. Острые кончики ушей чутко подрагивают, когда на речке стеклянно лопается наледь.

В избушке Алексей и Алена неторопливо и с какой-то заостренной сосредоточенностью пили чай. Все главное было сказано и, как бы завершая деловой разговор, Алена бодрым голосом пожелала:

— Дай бог, все будет нормалек.

— Боюсь, в греховных делах Господь не помощник, — с легкой улыбкой отозвался Алексей. — Вся надежда на наших ангелов-хранителей. Только они нас могут пожалеть. У тебя, кстати, хороший ангел-хранитель? Он тебя выручает?

— Не он, а она. У меня ведь, по идее, должна быть хранительница женского пола. Ангелица или как ее там. Иногда она меня выручает. Когда в настроении.

— Напрасно ее обижаешь, — с укором сказал Алексей. — Выжить в такой катастрофе… Твоя ангелица здорово старалась. Спаслась одна ты из пятерых.

— Может и старалась, — вяло согласилась Алена. — Правда, она тут же на помощь еще двух мужчин позвала. Усатого летчика и тебя. Выходит, и ты мой ангел-хранитель.

— Спасибо за комплимент.

— Это не комплимент, а констатация факта. Вот только ангелом ты оказался не слишком святым. Не упустил своего.

Алексей виновато опустил голову.

— Грешен, Аленушка, грешен. Но со мной такого еще не было. Это что-то большое и чистое.

— Все вы так говорите, — произнесла она усталым, прогорклым голосом.

— Я не лукавлю. Это на самом деле так. Свалилась ты на меня, как снег среди лета. Нежданно-негаданно…

— И я не думала, что вместо города окажусь в глухой тайге. Хлопот я тебе, конечно, много принесла. Сколько ты со мной перемучался, бедненький. Ладно, хоть собою рассчиталась за все твои старания.

— Не говори так, — нахмурился Алексей. — У меня к тебе совсем не то что ты думаешь. Жил спокойно, а теперь ты во мне навечно поселилась.

— Не переживай. Завтра уеду и сразу успокоишься. Найдешь себе в поселке симпатичную женщину и утешишься. И такие же слова будешь ей нашептывать. Не я у тебя первая, не я — последняя.

— Меня теперь никто не утешит, кроме тебя. До самой смерти.

— Ой, только не надо… Я этого наслышалась за свою короткую жизнь. У меня к таким признаниям — аллергия. Все вы одинаковы. Вам лишь бы добиться своего, а потом куда все красноречие девается. Хватит, ладно?

— Как скажешь… — пасмурно отозвался Алексей.

— У меня испортилось настроение. Я лягу.

— Конечно, ложись. Извини, это я виноват. Про ангела-хранителя разговор затеял. Хотел сказать, что мой ангел перестал меня понимать. И мы в ним в ссоре.

Алена никак не отозвалась на его слова, пошуршала одеждой и притихла под овчиной, укрывшись с головой.

Алексей прибрал на столе, подбросил в печку дров и снова сел к столу.

— Лампу потушить? — спросил тихо.

— Как хочешь, — глухо выдохнула она.

Он задул лампу и глядел в оконце, где сияла полная луна.

— Чего сам не ложишься? — донеслось из-под овчины.

— Посумерничаю немного, — сказал он с грустью и, помолчав, продолжил тихим, безнадежным голосом: — А все-таки хорошо, что ты поселилась в моей душе. Что ты есть на свете. Что можно любить тебя даже без взаимности. Уже этим ты делаешь меня счастливым. И где бы ты ни была, знай, что есть в глухой тайге человек, преданный тебе. Как говорится, до последней капли крови. Костьми лягу, но тебя в беде не оставлю. И это не просто слова, это — клятва. Вот так-то, мое небесное созданье, — произнес тихим, но твердым голосом. И добавил: — Короче, только позови, приду сразу.

— Алексей, но ты же меня совсем не знаешь, — произнесла Алена с укоризной. — Даже странно от тебя слышать такие слова. Пожилой мужчина, а ведешь себя как мальчишка. Ну, понравилось тебе молодое тело. Это для мужчин твоего возраста как наркотик. Возбуждает, взбадривает, а когда кончаются галлюцинации — начинаются мучения. Клянешься, а моя душа для тебя — потемки. Ну, скажи, разве не так?