Евгений Гущин - Небесное созданье

— А вы здешний охотник?

— Допустим, — отозвался он, не придавая особого значения сути ее вопроса. Но тотчас же с недоумением подумал, что выразилась она неточно. При чем тут охотник, когда он сейчас занят рыбой. Правильнее было бы сказать: рыбак. Ошиблась словом или намеренно так сказала? Выжидательно поднял голову.

— Если вы здешний охотник, то вам привет, — негромко произнесла девушка, смело глядя ему прямо в глаза.

Он распрямился, внимательно посмотрел на нее, чувствуя сердцебиение.

— Вот как? И от кого же? — спросил настороженно.

— От одного человека.

— У этого человека есть имя? — пытал девушку, а смутная догадка уже горячо ворохнулась в нем, и он замер, в ожидании ответа.

— Есть, — тряхнула та белобрысой челкой, — но вы называли этого человека по-другому. Небесное Созданье. Вспомнили?

Ему будто кипятком плеснули в душу.

— Где она? — прошептал немеющими губами.

— Не знаю. Кажется, очень далеко.

Потрясенный, он уставился в ее молодое личико, ища в нем ответы.

— Как она, в порядке?

— Да. Велено вам передать слова: «Ты мне нужен». И еще запомните… — Она наморщила лобик, сосредоточилась. — Июль. Горный. День, место и шифр — по умолчанию. Записывать нельзя, так запомните.

Повторил услышанное, запоминая.

— Это все?

— Все, — улыбалась облегченно, с чувством исполненного долга.

— Хотите рыбы на уху?

— Давайте, — не отказалась она. — А то уедем, и здешней рыбы не попробуем.

Наложил полный полиэтиленовый мешочек самых крупных пятнистых налимов. С этим мешочком белобрысенькая побежала к моторке Кости, где стояли ее подружки, с восторженным криком:

— Девчонки, нас рыбой угостили! Утрем нос парням!

Алексей сел на лавку и закурил, не в силах придти в себя от случившегося. Ведь, вроде бы, уже давно мысленно простился с Аленой и успокоился, а пришла от нее весточка, и снова обожгло. Поманила издали, и он кинется на ее зов, сломя голову. И ничего ему с собой не поделать.

Вспомнил разговор с Аленой в самом верху поляны, над Купеческой избушкой, и теперь белобрысенькая напомнила о нем тремя словами: «Ты мне нужен». Они звучали как призыв, обжигая и волнуя сердце. В голове проклюнулись строки бессмертного Пушкина, выразившего его состояние:

Да, это так. Именно эти три слова наполнили его меркнущую жизнь ослепительной надеждой. Неужели Алена уже за бугром? Каким образом удалось выбраться? Замужество за иностранцем или что другое? Впрочем, не столь важно. «Значит, так, — расшифровывал услышанное от белобрысенькой вестницы. — „По умолчанию“, — это, видимо, то, что уже было». Встречался он в барнаульском универмаге с Аленой двадцать первого января. Выходит, в Горном ему надо быть тоже — двадцать первого, но июля. Место передачи — как в прошлый раз, в камере хранения. Железнодорожного вокзала в Горном нет. Есть только автовокзал. Стало быть, ее послание — там. Ячейка 18, шифр А 2347. Интересно, что в ячейке будет храниться? Этого пока знать не дано, и больше двух недель он станет терзаться в ожидании. Было тревожно и радостно. Снова издали замаячил ему огонек надежды.

В столицу бывшей области, а ныне республики Алексей приехал рейсовым автобусом, с командировкой в кармане. Надо было сдать составленный им промысловый прогноз на будущий сезон и подведенные научные итоги прошедшего. Общая картина добычи всех охотников леспромхоза удручала. План по соболям мужики едва выполнили, но у поголовья соболей появилась какая-то болезнь. Мездра их, местами, была бурой, с наплывами, вроде экземы, и неясно, как к их приему отнесется новосибирская пушно-меховая база. А еще, уже по собственной инициативе, собирался зайти в отдел природопользования администрации и продолжить разговор по созданию национального парка на базе хиреющего леспромхоза. Особенной надежды, правда, не испытывал. Чиновники ссылались на отсутствие средств. А вообще, как он понимал, суть скрывалась в неопределенности окружающей жизни. Никто не знал, что делать дальше и довольствовались тем, что было. Крохотная республика, как и вся огромная страна, дремала в политическом, финансовом и нравственном параличе, досыта наевшись свободы, обещанной первым российским президентом.

Выйдя из автобуса, Алексей сразу же зашел в просторное помещение вокзала, где было по-летнему многолюдно, шумно и душно. Лениво прошелся мимо автоматической камеры хранения, найдя глазами ячейку под номером 18. Поглазел на витрину киоска, дивясь обилию продаваемых газет и журналов; а также бесстыдству цветных снимков на их обложках. Потолкался там и сям, но к ячейке пока не подходил — изучал обстановку. Вроде, все нормально, ничего подозрительного. Вокруг — мельтешение людей, разноголосый говор, суета. Он выжидал, сам не зная чего, скорее всего, какого-то сигнала, после которого его подход к ячейке будет логически оправдан.

Дождался. Когда в динамике, под потолком, раздалось объявление о посадке в автобус на рейс (направление не расслышал, да это ему и не нужно) он, как спохватившийся пассажир, ринулся к заветной ячейке. Набирая букву и цифры в контрольном окошечке, сильно волновался: вдруг да не откроется? Тогда раздастся тревожный звонок на весь зал, и ему придется изворачиваться перед дежурным и охраной. Спросят, что у вас там было? А он и не знает. Но замок открылся, и Алексей с облегчением распахнул дверцу.

В ячейке стоял полиэтиленовый цветастый пакет, какие продаются на каждом углу. В нем — пластиковая полуторалитровая бутылка лимонада бийского производства, обернутая стопкой разномастных газет. «Для объема, — сообразил он, — чтобы не класть на хранение пустой пакет». Пока не вынимал его из железного нутра, перебирал в нем газеты, самые обычные, из тех, что продавались в зале автовокзала, однако, никакого пакета, вкладки или листа бумаги между страницами не обнаружил. Алексей уже занервничал, но его внимание привлекла этикетка на бутылке. Один край ее был отогнут. На обороте виднелись буквы, написанные синей пастой шариковой ручки: «Позвоните по тел. (дальше шли цифры), и назовитесь по умолчанию». Две пары цифр запомнил, подумав, что по умолчанию он — «здешний охотник».

И вдруг Алексея начала обволакивать все возрастающая тревога. Интуитивно почувствовал: вокруг него что-то изменилось. Острое осознание близкой опасности пронзило его мозг. Кажется, кто-то очень внимательно наблюдал за ним. Чужие глаза уперлись в спину, вызывая ознобные мурашки. Но он не оборачивался, ощущая, как рубашка под пиджаком стала мокрой от внезапного пота. Осторожненько, двумя пальцами повлажневшей руки оторвал клочок этикетки с сообщением и, туго скатав его, зажал между средним и указательным пальцами.