Евгений Гущин - Небесное созданье

Стрелять их нельзя — заповедник. Только собаки и спасали наше немудреное хозяйство от разорения — отгоняли медведей. И не было еще случая, чтобы Пулька первой не известила о приближении непрошеных гостей, которые понимали, наверное, что худого им тут ничего не сделают.

Но как бы хороша ни была Пулька, а сучка есть сучка. Загуляет не ко времени — прощай охота. Нефед отпросился в конторе, поехал в город, в лаечный питомник, и привез Каштана. Дорого щенок обошелся. Двадцать пять рублей отдал, да выпоил полтора литра водки собаководам из питомника. Щенок, правда, всеми статями вышел, и родословная хороша, да чем черт не шутит. Вдруг да не станет работать. Бывают случаи.

Полезли на перевал. Около часа убили на это, порядком взмокли, пока показались округлые кроны кедров. Еще раз перекурили. Нефед всего две-три затяжки сделал и затоптал самокрутку. Его трясло от азарта. Поднялся с кедровой пружинистой подстилки, по-особому глянул на Пульку и выдохнул:

— Работай!

Собачонка мгновенно напряглась. Озабоченно повертела головой, оглядывая вершины ближних деревьев, и замелькала меж стволов.

Тайгун возбужденно фыркнул, прочищая ноздри, и, ломая мелкий кустарник, унесся в кедрач, но не туда, куда Пулька, а чуть в сторону. Каштан, недоуменно посмотрел ему вслед, вильнул хозяину заломленным набок колечком хвоста, ожидая ласки.

Нефед настороженно, остро на него смотрел.

— Работай, Каштан! Работай! — и показывал рукой в пустоту тайги, куда убежали другие собаки.

Каштан обежал вокруг нас, обнюхал замшелое подножье сухостойной осинки и, подняв лапу, помочился.

— Издеваешься, зараза? — побелел Нефед. Схватил хворостину, огрел любимца вдоль спины. Тот от неожиданности взвизгнул, прижал уши и кинулся в тайгу. Скорым шагом мы углублялись в кедрач и скоро увидели Пульку, работающую по обыкновению веером. Она бежала по полянке среди высокой травы, еще не прибитой зазимком, время от времени подпрыгивая. Забавно глядеть, как, поджав лапки, ушастая длинношерстная собачонка вылетает из травы вверх и, пока в воздухе, быстро-быстро вертит головой — ориентируется. И — дальше, словно белый колобок. Росточек маленький, вот и приспособилась подпрыгивать.

Вдруг Пулька метнулась к кедру так, что трава от нее — веером. Потешно переваливая мордочку с боку на бок, оглядела верхушку и стала лаять. Лаяла негромко и не заливисто — взлаивала. Не спуская глаз с верхушки — тяв! А сама сидит, не двигается, нас ждет.

Очень гордился этим ее качеством Нефед. Белка обычно не пугалась Пульку, с любопытством глядела на нее сверху и ждала: что будет дальше? А дальше все было просто. Нефед проходил с другой стороны и, старательно прицелившись, сшибал зверька.

Но на этот раз, не успели мы приблизиться к дереву, как оттуда донесся сиплый лай Тайгуна. Нефед вполголоса выругался и ускорил шаг.

Под деревом прыгал, вставал на задние лапы и царапал когтями ствол Тайгун. Задирал вверх морду, остервенело, с подвывом, как на медведя, лаял. Темным комком с ветки на ветку металась белка, напуганная его неистовством.

— Он че же это, змей, рехнулся? — рассердился Нефед, поднимая ствол ружья. — Так он мне всех собак перепортит.

Но выстрелить не успел. Отчаянно прыгнув, белка перенеслась на стоявшую рядом пихту. Под пихту тут же метнулась Пулька. И только Тайгун все облаивал оставленное белкой дерево, оглядываясь на хозяина. Его, удивляло, почему тот не стреляет.

Нефед заторопился, занервничал, побежал, в горячке чуть не наступил на Пульку, выстрелил.

Шарахнувшись к нам, Тайгун на лету схватил зверька, придушил, отдал хозяину.

На выстрел прибежал Каштан. Нефед сунул ему белку.

— Пусть потреплет, к запаху привыкнет, зараза.

Но Тайгун не дал. Налетел, сшиб Каштана, отнял добычу.

— Вот тунеядец! — выругался Нефед, жалея уже, что не дал жене привязать Тайгуна.

Пулька к убитой белке сразу потеряла интерес, покатилась, покатилась между деревьев и стала облаивать невысокий разлапистый кедр с гроздьями сизых от пыльцы шишек на верхушке. И на этот раз Тайгун оказался возле Пульки, громко, хрипло лаял.

Мы понимали его хитрость. Сам он уже ни верхним, ни нижним чутьем зверя не брал, да и видел, вероятно, плохо. Бегал неподалеку от Пульки, ждал, когда она найдет белку, сразу же пристраивался, «помогал», а по существу мешал и ей, и нам.

— Ты гляди, че делает. Сучонка работает, старается, а он не дает ей, змей. А ну, пшел!

Нефед наливался злостью и уже искал глазами, чем бы огреть Тайгуна, но вдруг мы услышали неподалеку басовитое взлаивание Каштана.

Нефед открыл рот, остолбенел, потом, путаясь сапогами в траве, сухой, свистящей, кинулся на голос, торопливо взводя курки.

Каштан сидел под деревом и незлобно, вроде бы даже неуверенно взлаивал на невидимого в ветвях зверя. Сосед бесшумно, крадучись зашел с другой стороны. Держа ружье наизготовку, сощурившись, всматривался в густоту ветвей, откуда неслось недовольное пофыркивание и ворчанье.

Хлопнул выстрел, прошуршала по веткам падающая тушка. Каштан прыгнул, клацнул зубами. Откуда-то сбоку несся Тайгун, треща валежником. Хозяин отпнул его ногой, ошалело блестя глазами, смотрел, как Каштан возится с добычей.

Нагнулся, вынул у собаки из зубов, поднял над головой за хвост довольно черного, крупного соболя.

— Видал, а? Сразу не белку, а соболишку! Мне, мол, некогда с разной там мелкотой возиться! Мне покрупнее подавай, — лихорадочно повторял Нефед и вдруг схватил Каштана, стал целовать его в морду, приговаривая: — Мы с тобой, Катаня, шороху тут наведем, а? Молодец, змей!

Даже слезы выступили у Нефеда от радости. Еще бы! По приметам, если собака первым взяла соболя, значит, соболятницей будет, а это клад, не собака.

Пока мы рассматривали добытого кота, Каштан, ободренный хозяином, азартно рыскнул в кедрач. Убежала и старательная Пулька. Тайгун было тоже заспешил, но хозяин его остановил строгим окриком.

Тайгун стоял рядом, виновато и, казалось, стыдясь смотрел на хозяина.

— Тайгун, поди сюда… — Нефед хлопнул ладонью по коленке.

Пес подошел с опущенной головой, ткнулся носом в ладонь, лизнул ее. Дышал часто, с хрипотцой, черная шерсть на боках слиплась от пота.

Нефед погладил лобастую голову.

— Че, запалился? А ить раньше бегал — ероплан и только. — Повернул ко мне разгоряченное лицо. — Веришь, загонял меня, бывало. Начнет работать — не остановишь. А теперь побегал маленько и язык на плечо. Каюк, брат, отбегался, — гладил собаку Нефед. — Только и осталось на мохнатки пустить. Да и мохнатки из тебя путевые не выйдут — шкура облезлая.

— Не жалко? — спросил я.

— Жалко, конечно, — вздохнул сосед. — Да что толку. Тайга старых и слабых не любит. Нельзя мне его оставлять. Пульку с Каштаном испортит, че я буду потом делать? Это тайга, брат… — говорил он задумчиво. — Пенсию она никому не плотит. Как хошь крутись, а не плотит. Тут либо ты, либо тебя…