Раиса Белоглазова - Ритка

— Пойдем в кино? Там хоть тепло.

…Фойе этого кинотеатра всегда напоминало Ритке аквариум: одна стена сплошь из стекла, низкий потолок, голо и пусто.

Но теперь она обрадовалась этому фойе, как радовалась лишь когда-то знакомой лесной лужайке за той окраинной улицей, на которой стоял их барак. К тому же Андрей отыскал укромный уголок на ступеньке, ведущей к эстраде, за огромным фанерным щитом с недописанной афишей. Потрепал по плечу:

— Озябла, воробушек? Даже нос посинел.

Ритка представила себе: бледное, до синевы лицо с острым подбородком, фигура кажется еще тоньше из-за того, что из пальто она выросла. Андрею, небось, стыдно ходить рядом с такой… Взяла и высказала ему эту мысль. Он презрительно скривил твердый рот.

— А, чего ты понимаешь? Кому какое дело, с кем я хожу? — и сильно, до боли, стиснул плечи. — Пальто, туфли… зато глазки у тебя… море.

И пока сидели в кино, так и не опустил руку с Риткиного плеча. А она старалась даже не дышать.

Когда сеанс кончился, опять посидели за фанерным щитом афиши. Ритка вспомнила о визите Томки, и Андрей вдруг очень заинтересовался:

— Долго она сидела? О чем говорили? Про меня она спрашивала?.. Ты знаешь что? Ты ей не рассказывай, что мы встречаемся. Она, знаешь, какая, Томка? — Андрей помолчал презрительно. — Рассказывать неохота. Они, знаешь, что с мамашей решили? Захомутать меня. Да, а ты думала? Только не на того нарвались! Короче: знать ничего не знаешь, не встречала и все такое…

Ритка слушала, и сердце колотилось учащенно. Значит, не помогли Томке ни модные брючки, ни дорогие свитеры. Андрей все равно предпочитает ее, Ритку… Ну и все равно, тем более она должна быть достойной его! Надо непременно что-то придумать. Это в кино еще ничего, темно. Да и на улице теперь темнеет рано. Но ведь Андрей может снова пригласить ее в ресторан. В кафе… Он будто подслушал ее мысли, проговорил возбужденно:

— Скоро у нас будет где встретиться. Может быть, даже завтра… Нет, давай уж точно: послезавтра в семь. Там же, у книжного магазина.

Он проводил Ритку до самого подъезда. Вполне можно было бы постоять еще в подъезде. Лампочку, правда, опять кто-то расколотил, но было тепло. Так не хотелось, чтобы этот вечер уже кончился! И разговор такой интересный завязался. Ритка поинтересовалась, чем еще, кроме работы, Андрей занимается на заводе. Вспомнила свое:

— Я когда в старой школе училась, домой только спать да уроки делать приходила. То заметки в стенгазету обсуждаем, то кружок, еще что-нибудь. Весело жили!

— А в этой? — не ответив на ее вопрос, в свою очередь спросил Андрей.

В этой? Ритка даже шаги замедлила. Прежде чем объяснить Андрею, ей нужно было разобраться самой.

Видимо, нс прижилась еще она в новой школе, не привыкла. И к классу, и к учителям. Катя так та сразу во все вникла, хотя тоже учится в ней первый год. У нее же, Ритки, теперь все как-то трудно получается. А может, это все Андрей? Знакомство с ним так захватило ее, отвлекло от школьных дел Она теперь и на уроках думает об Андрее. Рассмеялась:

— Теперь когда мне? То уроки, столько задают, то с тобой вот…

— У нас тоже хватает всякой мороки, — не без досады проговорил Андрей. Отметила это про себя с сожалением: не любит Андреи свой завод! А что он любит?.. — Обязательства соревнования, поручения!.. Не терплю я всего этого! У меня закон — отбухал смену и в постельку. Спать я здоров, если не высплюсь, не подходи.

Помолчал, ожидая, что скажет Ритка. Не сказала ничего. Стало как-от не по себе от его слов. Андрей почувствовал это, добавил веско, со значением:

— Я свободу люблю. Чтобы на меня не давил никто.

«А если жизнь давит?» — хотела спросить Ритка. И промолчала. У Андрея все по-другому, он может и не понять. И потом, несчастливых не любят. Андрей не должен знать про нее ничего такого…

И тут Андрей заторопился, сказал, что ему утром на работу. Хотела напомнить ему, что ей утром тоже в школу, но не стала. У Андрея, видимо, были причины спешить. Кажется, ему не хотелось, чтобы их видели вместе. Тут, в подъезде. Объяснила себе: это он за нее, Ритку, боится. Что родители будут ругать.

А она постояла еще в сумраке, грея колени о батареи. Что ей родители? Им все равно не до нее.

А Андрей вон как бережет ее, Ритку! И как хорошо им было сейчас вдвоем! Только вот этот разговор, когда возвращались… От него на душе остался какой-то смутный осадок. Что это? Ее огорчило, с каким пренебрежением Андрей говорил о заводских делах? Но ведь не всем же быть общественниками! Она сама вот тоже теперь оказалась от всего этого в стороне. И ничего, живет…

Мать возилась со стиркой в ванной, отца, видимо, не было. Прошла к себе, щелкнула выключателем.

Она-таки выполнила свое намерение: насадила в консервные банки цветочных отростков. Земли наскребла на соседней стройке, целое ведро, очистила ее от камней и мусора, тщательно полила. Традесканцию Катя подарила ей прямо в пластмассовой вазочке. Попросила у отца дрель, просверлили в стене дырочку и повесили кашпо с нежными зелеными плетями возле Риткиного стола. В комнате сразу стало веселее.

Катю нс удивило, что у нее так пусто. Сказала одобрительно:

— Правильно, что не потащили за собой рухлядь! Только квартиру захламлять!

Катя не догадывалась, что и на старой квартире, в бараке, У Ритки не было ничего, кроме этой, тронутой ржавчиной кровати с провисшей сеткой и соснового стола, какие обычно ставят на кухне.

В кино Андрей угостил ее шоколадными конфетами «Мишка на Севере». Это было больше двух часов назад. Конечно, было бы лучше погасить свет и лечь спать, но так хочется есть, что, наверное, не уснешь.

Теперь Ритка подошла и потрогала нежную прядь традесканции.

Пока она раздумывала: идти или не идти на кухню, дверь распахнулась и на пороге встала мать, вытирая с рук передником мыльную пену.

— Там тебе соседи сапоги предложили. Ну, Катины родители. Отец ее. Хозяйки-то у них никогда и дома не бывает. Не вижу я ее никогда… Принес, говорит: «Может, подойдут вашей девочке? Дочери, дескать, малы, а выбрасывать жалко…»

Мать была так озабочена этими сапогами: будут они Ритке впору или нет, — что забыла обо всем остальном.

Сапожки были славные: черные, с узким модным носком и небольшой пряжечкой — украшением сбоку. Кожа на носках и возле каблуков немного потерлась, а в остальном сапоги были хоть куда.

Теперь Ритка почувствовала, что волнуется и сама. Сунула ногу в сапог.

— Носок надо было поддеть, — посоветовала мать. — Кто же так сапоги носит?

— Можно и поддеть, — Ритка сунула ногу во второй сапог пристукнула каблуками. — Вполне можно! Ну, и Катька! Ну, и ножищи! Мне так совсем свободно. А… сколько они за сапоги просят?

— В том-то и дело, — мать обмахнула передником потное лицо, опустилась тут же, в дверях ванной, на табуретку. — В том-то и дело, что нисколько. «Все равно, говорит, так валяются. Мыши изгрызут. Да и подружки они, дочки наши. Все равно что сестренки. Какие тут могут быть счеты?»