Раиса Белоглазова - Ритка

— Сейчас бытует термин: узкая специализация. Другими словами, человек отвечает за какой-то определенный участок работы, остальное уже вне сферы его деятельности. Ну, что касается дела, может, так и должно, так и лучше. Но что-то подобное, на мой взгляд, происходит в нашем отношении и к жизни вообще. Свои непосредственные обязанности каждый из нас выполняет вроде бы добросовестно и со знанием дела, а коснись чего другого… А ведь каждый из нас, помимо всего прочего, еще и просто человек. Гражданин, — он обрадовался этому наконец-то найденному слову, — сын своей земли, следовательно, каждый из нас в ответе за все, что происходит на его глазах. Не в каком-то там мировом масштабе, а в самом обыденном, житейском, если можно так сказать. Банальная истина? Да, но вот приходится о ней вспоминать.

Кажется, именно в этом разговоре со случайной попутчицей у окна скорого поезда и созрело окончательно это решение — круто повернуть свою судьбу, взяться за какое-нибудь простое, как хлеб и соль, нужное дело, самому, своими руками вмешаться в жизнь.

— Говорят, наша молодежь теперь слишком сыта, с жиру, дескать, они и сами не знают, чего хотят. Нет, не в сытости дело!.. Кто это — кажется, Маркс — сказал? «Чтобы наслаждаться жизнью, нужно иметь образование». Маркс имел в виду, конечно, не то образование, что приобретают с корочками диплома. А ту культуру, что дает человеку возможность наслаждаться делом рук своих, общением с природой, с людьми, с литературой, искусством… Путь к такой культуре лежит через труд опять же. Вот в чем заковыка!.. А мы плохо учим ребят труду, умению преодолевать собственную лень, препятствия. Вот и пользуются суррогатом, идут на поводу у инстинктов. Умение наслаждаться радостью бытия подменяется потребительством.

Дина слушала молча, по-прежнему не отрываясь от окна. От ее взгляда, должно быть, не укрывалась никакая мелочь из того, что проносилось мимо. Но слушала она внимательно, заинтересованно, он чувствовал.

Бросил взгляд на собеседницу, извинился:

— Заговорил я вас, утомил.

— Темнеет, — показала в сторону окна Дина. — Скоро ничего не разглядишь… Да и спать уже пора укладываться. Ночи-то у меня сегодня не получилось.

Когда он вернулся в купе, Дина, судя по еле слышному дыханию, уже заснула. Разделся, стараясь не шуметь, вытянулся под простыней. В обычном вагонном запахе каменноугольной пыли от титана, в котором проводницы кипятили воду, теперь улавливался запах духов, зубной пасты и еще чего-то, чему он не нашел названия. Так пахнет в комнате у дочери. Поезд мчался неутомимо, почти не останавливаясь и не замедляя хода, и только по сполохам света по потолку можно было угадать, когда очередной полустанок оставался позади.

Лежал и думал, что отвык от такого вот доверительного общения с людьми, очерствел. А в душе, оказывается, жила потребность в искренней, неспешной беседе, когда между собеседниками протягивается незримая нить взаимопонимания и тяги друг к другу. Или это возможно только со случайным попутчиком? Человеком, который не знает тебя и которому поэтому легко довериться, ничего не стыдясь и не утаивая? Да, но Дина едет в тот же город, в котором живет и он. Значит, он может встретить ее? Больше того, хотел бы! И все равно он не испытывает перед ней никакой неловкости. Да и она, рассказала же и она ему о себе! Будто вслух продумала перед ним какой-то, и немаловажный, должно быть, период своей жизни.

Перебирал в памяти все, что было сказано за день, и при мысли о том, что впереди еще один день, который они проведут вместе, продолжат свой разговор, теплело в груди.

А поезд все мчался в кромешной тьме и где-то там, уже неподалеку, брезжил рассвет. Он был совсем близко, рассвет, когда поезд вдруг замедлил ход, остановился, в купе стало светло от станционных огней. Почти тотчас же дверь купе с грохотом открылась и в ней показался сначала огромный фанерный чемодан, затем модная туристическая сумка с пластмассовой головкой термоса, и потом только в дверь протиснулась их владелица — толстая тетка, перемотанная шалью с кистями. Круглое лицо ее было покрыто крупными бисеринками пота. Она деловито огляделась и уселась на полку и ногах у Дины.

— Слава те, господи! Теперь-то уж я доберусь.

«Черти тебя принесли!» — выругался он про себя и выскочил в коридор. Простоял тут у окна до тех пор, пока проводница не принялась разносить утренний чай. В коридор вышла и Дина, с мыльницей и полотенцем в руках. Она, видимо, хорошо выспалась. Или догадалась о его состоянии? Лукаво улыбнулась, здороваясь, а возвращаясь обратно, шепнула на ухо, обдав детским запахом свежевымытой кожи:

— От нашей новой попутчицы почему-то умопомрачительно пахнет рыбой. Пойдемте пить чай в ресторан?

Есть не хотелось, во рту было горько от папирос, он выкурил у окна в коридоре почти целую пачку. Дина посмотрела в глаза и успокаивающе положила на его руку свою прохладную ладонь.

— Выпейте чаю. Ну, чего вы?

Буркнул, неожиданно для самого себя:

— Принесло эту тетку! Всю ночь не спал, ждал, когда рассветет. Всю ночь думал, что скажу вам и как…

Лицо собеседницы неуловимо, на глазах, изменилось, будто отвердело, темные брови круто сошлись над переносицей, глаза холодно блеснули. Даже в полноватых добрых губах появилось что-то надменное. Видимо, собираясь с мыслями, Дина оглядела столики, а он успел подумать: «Ого, вот ты, оказывается, какая!» Голос Дины прозвучал отчужденно и холодно:

— Зачем вы это? Зачем вы все испортили? Ведь было так хорошо!

— И вам?.. Вам тоже было хорошо? — у него все ожило внутри. — Простите вы меня! Я не хотел сказать вам ничего пошлого. Мне интересно с вами. Помните, да, вы-то, конечно, помните! В юности так бывает: говоришь и не можешь наговориться. Надо этим дорожить. Что вот мы встретились и нам так хорошо вместе. Такое ведь не часто случается. Или… у вас часто? При вашем обаянии…

— Не надо, Алексей Иванович, а? — опечаленно попросила женщина. — Если вы действительно испытываете ко мне добрые чувства. Не так уж я избалована.

— Хорошо, не буду. Только… не прогоняйте меня! И потом, когда мы приедем, мы ведь будем встречаться? Иногда хотя бы.

— Отчего же и не встретиться? — ее голос прозвучал так естественно, что было ясно: никакого иного смысла она в свои слова не вкладывает. Спросил себя: «Неужели уж за несколько часов эта женщина стала ему настолько дорога и необходима? Выходит, что так».

И он действительно тосковал первые дни по возвращении командировки. Будто, попрощавшись с Диной на вокзале, что-то потерял. Но как раз вскоре после возвращения из командировки, в сентябре он принял ПТУ, и все остальное на какое-то время совершенно отдалилось от него. Дина позвонила, он обрадовался, пообещал выбраться к ней и… закрутился. Ведь с утра до поздней ночи в училище.