Александр Тарасов - Будни

Участие в судьбе рукописи А. Тарасова принял и его друг по Вологде А. Пестюхин, который к этому времени жил уже в Москве и работал в «Федерации» и Литфонде. В письме от 10 апреля 1929 года он сообщал земляку, что рукопись «отправлена в набор и будет напечатана в журнале «Молодая гвардия» № 7 или 8!!! Вот это здорово…» В журнале, однако, повесть опубликована не была, а в издательстве, по-видимому к концу работы, сменили ее название на другое — «Будни», которое и мы сохраняем в этом новом издании.

«ОТЕЦ». В архиве А. И. Тарасова, кроме окончательной беловой рукописи рассказа в том варианте, который и мы публикуем, сохранились многочисленные черновики, автографы глав, машинописи с правкой — общим объемом 294 страницы. Уже это свидетельствует о том, что писатель работал над этим своим произведением напряженно и взыскательно, добиваясь цельности главного образа, ясности идейного звучания. Впервые рассказ опубликован в журнале «Красная новь» (1935, № 8), а потом входил в книги 1937 и 1946 годов.

В современной Тарасову критике рассказ его нашел в основном верную оценку.

«Старик, проживший многотрудную жизнь, хочет быть вместе с детьми своими и не может с ними быть: страшится мысли о полном изменении жизненного уклада. Он остается один и чувствует прежде всего ненатуральность своего положения. Он полон зависти к людям, счастливым в работе, но пока еще не может заставить себя присоединиться к ним. Он сделает это…» — так писал Б. Рагинский (Лит. газ., 1940, 20 марта). Справедливо отмечая вслед за Тарасовым, что отца и детей разделяет всего лишь «десятая доля», критик К. Лаврова подчеркивает, что «эта досадная дробь еще искажает то прекрасное человеческое общение, тот новый тип отношений, который уже складывается в описанном у А. Тарасова мире, где смыкаются вековые традиции народной мудрости с мудростью нашего века, века социализма» (Октябрь, 1940, № 10, с. 183). Обобщая оценку, И. Арамилев пишет, что в этом рассказе «колхозная действительность, изображенная автором, сама агитирует за артельный труд достаточно красноречиво» (Новый мир, 1940, № 6, с. 247).

Тем не менее случалось, Тарасова обвиняли в том, что «советской деревни в ее сегодняшнем развитии в книге нет, и нет там подлинной жизненной борьбы» (Лит. газ., 1941, 4 февраля). Точно так же не поняла позже художественной гибкости А. Тарасова в обрисовке образа последнего единоличника и Анна Караваева в 1952 году: «…старик-отец живет один со своими бреднями, которые были бы естественны в устах какого-нибудь профессора-идеалиста и мракобеса, но не крестьянина далекой северной деревни» (ф. 49, оп. 1, д. 593, л. 6).

Между тем А. Тарасов в этом рассказе не повел своего старого героя по плоскому пути «перевоспитания» и создает очень органичный в его жизненности образ. Образ во многом автобиографический, но с другой стороны — и глубоко типический. В северных деревнях как раз немало было людей начитанных, собиравших личные библиотеки. Но что делать, знания, которых они набирались, были очень противоречивы, и это сказывалось на характере.

Так, старая учительница Л. Ванюшина в районной газете пишет об Иване Федоровиче Тарасове: он «был закоренелый единоличник, упрямый, во всем сомневающийся, упорно не желавший отрешиться от старых взглядов и форм жизни, не пропускавший ни одной церковной службы» (газ. Борьба, 1970, 5 мая). Что делать, и сама Ванюшина, как видим, до старости не сумела отрешиться от юношеского ригоризма. А писатель Ефим Твердов, вспоминая, что Тарасов читал много, очень много, писал: «У его отца, как я видел сам, было в несколько раз книг больше, чем в волостной библиотеке» (Красный Север, Вологда, 1976, 23 мая).

Архив подтверждает слова Твердова: сохранилась опись библиотеки И. Ф. Тарасова еще от 26 марта 1906 года. И чего здесь только нет! «Лесная математика», «Словарь коммерческий», Гораций, Русская история, Мильтон, «Педагогический календарь», журналы, Библия, Псалтырь и, конечно, жития святых, и множество других книг… (ф. 49, оп. 1, д. 546, л. 1–7).

И сам И. Ф. Тарасов очень своеобразно отражается в своих письмах сыну с 1913 по 1940 год (их сохранилось более восьмидесяти). Они в основных формах стереотипны, и вот одно, с некоторыми сокращениями, для примера (поправлены только знаки препинания):

«Привет дорогому моему сыну Александру Ивановичу и всему твоему семейству!

Ваше письмо получил 18-го сентября и деньги по переводу 50 р., за которые сердечно вам благодарен. А что я вам долго не писал, в работе запутался, уборка подоспела ржи, а также и овса… да к тому же надо и помолотить…

Коллектив у нас в деревне образовался… А что мне делать? Приглашают и меня. Как ваш совет? Скажи правду, как мне решиться. Напиши.

Еще привет от нашего семейства, от матери и Маши, Дуни, Вячеслава, Рафаила, ходит в школу, и от Лиды всему вашему семейству.

Еще, дорогой мой Сашенька, не оскорбись, что я у вас спрошу, не будет ли возможности послать, ежели есть, сахару или же конфет… Две недели голодую, нет никаких сластей…

Я налог уплатил, на страховку выдали извещение 10 р. 21 к.

С почтением к вам и любящий вас Ив. Ф. Тарасов.

19 сентября 1929 г.»

Конечно же наивно думать, что герой рассказа «Отец» списан с Ивана Федоровича, но семейные наблюдения во многом дали А. Тарасову материал, которым он сумел распорядиться с истинным человеческим тактом и несомненным художественным чутьем.

«АННА ИЗ ДЕРЕВНИ ГРЕХИ». Рассказ впервые опубликован в журнале «Красная новь» (1936, № 6), вошел во все последующие сборники произведений А. Тарасова, в критике по праву почитается лучшим и, наверное, поэтому по жанру определяется обычно как «повесть», хотя по объему не превосходит другие рассказы писателя. «Пересказ содержания не даст самого существенного — того художественного решения своей темы, которое находит автор, — пишет К. Малахов по поводу этого рассказа Тарасова. — А это решение найдено. Сдержанно и как бы несколько застенчиво рассказал в своей повести автор и о росте новых отношений, о новых, повышенных требованиях, предъявляемых новыми людьми друг к другу, о новой, не звериной, а подлинно человеческой любви» (Лит. газ., 1939, 30 января). И в том же тоне пишет К. Лаврова по поводу разлада Анны с мужем и ее влечения к Никите: «Оказывается, людей связывает не кровное, а иное, более крепкое родство. Оно возникает из поэтических впечатлений, увлекательного товарищества в отличной и веселой работе. Из этих впечатлений родятся и новые чувства, и новые таланты» (Октябрь, 1940, № 10, с. 182). В том же тоне писали о рассказе «Анна…» и в послевоенное время (В. Викулов, Ю. Дюжев).

«ПОДРУГИ». Рассказ опубликован впервые в «Красной нови» (1936, № 11), а затем в сборниках 1937 и 1946 годов. Он заметно отличается от всех других произведений А. Тарасова и, несомненно, поэтому получил противоречивую оценку в критике. «…Это маленькая фольклорная сокровищница, но там много вульгаризированных городских пословиц. Автор немного перепустил пестрого ситчика, и рассказ получился слишком красивым», — говорил на обсуждении творчества А. Тарасова А. Митрофанов (Лит. газ., 1941, 20 апреля). Созвучен с ним в какой-то мере и А. Чаковский: в прозе Тарасова «единственным диссонансом является совершенно не нужная подчас стилизация, она встречается не часто, но на фоне тонкой художественной ткани повествования особенно заметна и режет глаз» (там же).