Александр Тарасов - Будни

— Даем количество и качество!

Анна не повертывает головы.

Он начинает притворно кряхтеть, как бы от непомерной тяжести. Никита видит на лице Анны досаду. Ему хочется крикнуть, чтобы Егор не отвлекал людей. Однако на Егора уже никто не смотрит; в кустах запутался ветер, обрывает листья, трясет вершинами.

Вдруг охапка на плече Егора расползается, и сено водопадом летит под ноги. Егор нелепо взмахивает руками, стараясь удержать хоть немного, и потом долго стоит с вытянутыми руками. Лицо Никиты темнеет.

— Будет шалить, дура!!

Все косятся на бригадира. Такой злобы в его голосе еще никто не слыхал.

— Ну-ну, — примиряюще говорит Егор и, быстро собрав сено, идет на прежнее место.

— Ветер подхватил, вырвал…

Он хочет что-то тихонько сообщить Анне, но она быстро отворачивается и, забирая охапку, прячет лицо в сено. Егор стоит с раскрытым ртом.

— Ты вот что, Егор, — уже без злобы говорит Никита. — Бабы тут без нас доделают, пойдем! Дядя Трофим, я думаю, можно начинать?

— Можно, — отвечает Трофим.

И все трое быстро идут к стожарам.

Трофим и Егор опередили Никиту. Он работал со Степкой. Степка, как назло, путался в сене, перемешивал пласты. Начинало накрапывать. Никита сердился, покрикивал. От этого парень еще более терялся. Никита махнул рукой и последние пласты подавал уже молча.

Хлынул дождь. Степка с Никитой и все, кто им помогал, перемокли до нитки. С визгом разбежались и попрятались девчата. Из кустов, волоча за собой подпоры, выбежал Егор и упал под ближайший стог.

Никита принял на руки Степку и осмотрелся. Рядом с ним стояла Анна, и больше никого не было видно.

— Ты… — начал Никита и, не договорив, толкнул ее под стог.

Там уже сидела Татьяна.

Анна прижалась в углубление. Никита сел рядом.

— Постарше-то подогадливее, — шутила, глядя на него, Татьяна.

— Старый конь борозды не испортит, — ответил Никита и прикрыл колени Анны своим пиджаком.

— Холодно?

— Нет, ничего.

Никите хотелось смеяться.

Она не спряталась вместе с другими? Бегала за кофтой. Но ведь кофта все равно промокла! Он наклонился к Анне и шепнул:

— Мужа-то как срезала!..

— На лесопункте он, — сказала Анна. — Выступал на собрании: «Товарищи, мы должны стать героями лесного фронта». После говорит мне: «И тебя подтягивать буду».

— Подтянул?

— Как же! Сговорились они с одним парнем. А десятник был знакомый. Ну, сказали ему: «Пять кубометров». Он поверил, не ходил смотреть, так и принял. А там и трех нет. Я узнала. «Так подтягиваешь?» Он туда-сюда. Пошла, сказала десятнику. Ходит, на меня косится. Я говорю: «Что так шибко рассердился?» Сама смеюсь. Он хмурится: «Худо, скучно, прямо — беда». — «Чего скучно-то?» — «Вот это грустное положение». Тут нашу бригаду девушек премировали. Он отзывает меня к сторонке: «Я даже не считаю себя достойным стоять перед тобой на ногах». Мне опять смешно. «Ты бы меньше мудрил, а больше старался». Ну, вот с этого я его называю героем. Не нравится…

Оба весело рассмеялись.

Вода стекала со стога прозрачной занавеской. Сразу заблестели лужи. На другом берегу, между ржаных полос, бежали к гумнам девчата. Когда гремел гром, они закрывали головы руками, приседали и, вероятно, вскрикивали, но ничего не было слышно. Казалось, шумит и плывет куда-то вся земля. И под этот шум Татьяна задремала.

Анна чуть подвинулась к Никите. Он почувствовал теплоту ее плеча и немного отстранился.

— Ты мне не мешаешь, — шепнула Анна. — Двинься. Я не кусаюсь…

Все пять отделов памятной книжки Никиты не объяснят, почему он, передовой колхозник, бригадир, сидел под стогом и не сердился на дождь, когда в других бригадах, может быть, замочили сено… И Никита мысленно вписывал в книжку новый отдел: «Обстоятельства, из ряда вон происходящие по существу».

Над лесом, как из большого голубого окна, выглядывает солнце. Дождь постепенно стихает. В кустах лепечут листья. Где-то журчит вода. Над пожней поднимается широкая яркая радуга. Горизонт становится ясней, и за далекими ржаными склонами, как после большого пожара, широко дымится земля. Сразу становится тепло. Над кустами взлетают вороны и, отряхивая перемокшие крылья, орут радостно и глупо.

Со всех сторон выползает бригада. Хохочут, толкаются, сорят сено. Никита стоит у стога, смотрит на них и тоже смеется.

— Где же ты изволила пропадать, дорогая жена? — дурашливо кричит Егор и, подойдя к Анне, обнимает ее.

Анна делает резкое движение, но сразу же прижимается к нему мокрым плечом и стоит покорная.

— С победой! — говорит Никита.

Все замолкают. Но он больше ничего не говорит, берет у Степки из рук гармонь и садится на кочку. Все обступают его, как на празднике.

У Никиты плотно сжаты губы. Пальцы взволнованно пляшут на клавишах. Степка не узнает свою гармонь.

— В полной форме наворачивает, — тоном знатока произносит Егор.

Девчата принимаются голосить частушки.

Всем легко, радостно и немножко жаль, что завтра Никита будет уже не с ними.

Вечером после чаю Никита выходит в огород. За двором под старой березой у него скамейка. Здесь он иногда отдыхает, читает газеты. Он садится на скамейку и расстегивает ворот рубашки.

День уходит ясно и торжественно. Вот сияет на пригорке рожь. Тускнеет, как опаленная. В конце поля горит новая изгородь. Открывается берег. Безмолвные пожни и стога — памятники человеческому труду. Тысячи раз виданное, исхоженное вдоль и поперек — неизменно одно и то же. Но сегодня особенная тишина, и тени, и запахи, и как-то по-особенному кукует в лесу кукушка. Никита сидит, не двигаясь, прислушиваясь к биению своего сердца, и стараясь объяснить, что с ним происходит.

В соседнем огороде Анна. Она идет туда, где сидит Никита, и, навалившись грудью на изгородь, разглядывает его. Никита поднимается, снова садится.

— Полезай сюда! — в шутку говорит он.

Анна осматривается по сторонам и вдруг быстро лезет через изгородь. Он вскакивает, хочет помочь ей.

— Отстань. Увидят…

Согнувшись, она бежит под ветвями и встает к стволу березы. Глаза у нее блестят. Она босиком, без платка.

Никита стоит перед ней, растрепанный и смешной…

Потом он идет по какой-то меже, запинаясь босыми ногами за камни, и не чувствует боли. Долго путается в овраге, в кустах, смотрит на ручей, на глинистые обнажения высоких берегов, сам не зная, как здесь оказался. В холодном ручье он мочит ноги и неподвижно сидит на камне. Из деревни слабо доносится пение петуха. Никита вскакивает, выпрямляется и кричит. Он смутно видит, как из кустов к нему идет какой-то маленький белый человек. Останавливается в двух шагах и смотрит на него. Это Степка.

Никита пытается сделать озабоченное лицо.

— Овцу ищу…