Вильям Козлов - Услышать тебя

— Он и очерк Блохина зарезал, — заметил Рыбаков.

— Как остался за редактора, каждый критический материал сквозь лупу читает, — сказал Султанов.

— У Голобобова и Дадонова не было такой привычки, — прибавил Павел Ефимович.

— Типичный чеховский Беликов, — сказал Султанов. — Как бы чего не вышло! Мне вот так осточертело с ним работать!

— Это ведь не критическая статья, а очерк, — сказал Сергей.

— Пуганая ворона и куста боится, — заметил Рыбаков. — И потом, он на тебя еще с тех пор зуб имеет.

Это Сергей знал. И это ему наконец надоело… Он поднялся, собрал со стола бумаги, гранки, сложил в папку, аккуратно завязал белые тесемки. И лицо у него было такое, что все примолкли, с любопытством наблюдая за ним.

— К Лобанову? — поинтересовался Рыбаков. — Пустое дело. Он ничего без редактора не решит.

— Зато я решил, — мрачно сказал Сергей.

В этот момент в окно влетела оса и, зловеще жужжа, облетела комнату. Рыбаков ладонью прикрыл свое длинное лицо, Султанов замахал руками. Но оса никого не тронула. Покружившись, она спокойно вылетела, блеснув в солнечном столбике полосатым брюшком и прозрачными крыльями.

— Не горячись, — сказал Володя Сергеев. — Подожди редактора. Через неделю вернется.

— Поздно! — сказал Сергей, швырнул в мусорную корзину папку и вышел из кабинета.

Когда за ним захлопнулась дверь, Рыбаков покачал головой:

— Я бы на его месте не стал связываться с Лобановым. Этот ничего не забывает.

— Послал нам бог заместителя редактора, — вздохнул Володя. — А мы тоже хороши: Лобанов режет материалы Волкова один за другим — и никто ни слова.

— Дело в том, что Лобанова ничем не прошибешь, — сказал Султанов. — Он ортодокс и всегда прав. Почему фельетоны не напечатал? Потому что у него возникли сомнения в правильности фактов. А проверить было некому. Автор лежал в больнице. То же самое и с очерком. Ему показалось, что одна фамилия переврана, а за Сергеем и раньше такое водилось, что греха таить, фамилии он, случалось, путал… Вот и попробуй поговори с ним. Человек стоит на страже интересов газеты.

— Свою трусость громкими фразами прикрывает, — заметил Рыбаков.

— Я с ним не один раз схлестывался, — сказал Султанов. — А что толку? Он все равно на своем настоит.

— Равнодушные мы люди, — сказал Володя Сергеев. — Надо было сообща взять Лобанова в оборот… У Сергея сейчас бедственное положение: ни копейки за душой. Пришел в бухгалтерию, а в платежной ведомости и фамилия его не значится.

— В завтрашний номер мой черед передовую писать — пусть он напишет, — великодушно заявил Миша Султанов.

— Несколько раз на планерках я говорил Лобанову, что недопустимо так долго мариновать материалы Волкова, — сказал расстроенный Володя Сергеев. — Он обещал поставить, а потом эти события за рубежом… Встреча руководителей на высшем уровне… Групповой полет по орбите… Материалы, отклики! Да, а сессия Верховного Совета СССР? Неделями шли официальные материалы…

— Убийство Кеннеди… — напомнил Рыбаков.

— И все равно можно было найти место, — сказал Сергеев. — Лобанов не хотел ставить. Вот главная причина. А мы не требовали, не возмущались…

В комнату влетела Машенька. В одной руке пачка гранок, в другой газетная полоса.

— Сергей… — взволнованно начала она и запнулась. — Волков душит Лобанова!

Мужчины переглянулись. Володя Сергеев медленно стал подниматься из-за стола. Глаза его за стеклами очков растерянно моргали.

— С чего ты взяла? — уставился на Машеньку Султанов.

— Я хотела войти, полосу отдать на подпись… Смотрю, Сергей держит его за воротник, а у Лобанова глаза выпучены, и весь красный…

— Значит, живой, — сказал Павел Ефимович.

— Но ведь это…

— Сергей воротничок ему поправил, а ты невесть что вообразила, — невозмутимо прибавил Султанов. — С какой стати Волков будет его душить? Нашего дорогого замредактора!

— Мы все готовы задушить его… в братских объятиях, — грубовато сострил Рыбаков и первым рассмеялся.

Машенька, приоткрыв рот, обвела всех круглыми глазами и, запинаясь, пробормотала:

— Но ведь я собственными глазами видела…

— Что ты видела? — сверкнул на нее очками Володя. — Как Сергей его обнимал? Нехорошо, Машенька, подглядывать…

— Они два месяца не виделись, вот Сергей и расчувствовался… — ввернул Павел Ефимович.

— Я ничего не видела, — сообразила наконец Машенька. — А как же полоса? Ее надо подписывать…

— Давай сюда, — протянул руку Султанов. — Сегодня я дежурный по номеру.

— Так не забудь: ты ничего не видела, — сказал Володя Сергеев.

Когда Машенька ушла, Рыбаков покачал головой:

— Неужели он ему врезал? Ну и дела!..

— Я, пожалуй, пойду посмотрю… — сказал Володя Сергеев и выскочил из комнаты. Обогнав в коридоре Машеньку, приоткрыл дверь редакторского кабинета и заглянул: Сергей действительно вытащил заместителя редактора из кресла и держал за отвороты пиджака.

— …Не будь ты таким ничтожеством, я набил бы тебе морду… — услышал Володя. — Теперь я верю, что ты не одного честного человека подвел под обух… И откуда только такие гниды берутся!..

Володя осторожно прикрыл дверь и встретился глазами с Машенькой. У той от любопытства и волнения выступил румянец на круглых щеках.

— Ну что? — спросила она. — Что там происходит?

— Все в порядке, — улыбнулся Володя. — Мирно беседуют… А ты панику подняла! — И, уже уходя из приемной, прибавил: — Ты, пожалуйста, не мешай им… А впрочем, сходи к курьерше, попроси пару стаканов чаю и отнеси им… Не знаю, как Сергей, а Тимофей Ильич с удовольствием подкрепится…

А в кабинете происходило вот что. Лобанов молчал. Длинная жилистая шея у него побагровела, а лицо, наоборот, стало серым. Глаза моргали, нижняя губа подергивалась. Он хотел что-то сказать и не мог, только кадык двигался вверх-вниз. И у Сергея вдруг пропала вся злость. Перед ним стоял и дрожал от страха жалкий человечек. Пестрый галстук сбился в сторону, от сорочки отлетела пуговица. Ударь его Сергей, и он все так же смотрел бы на него и моргал.

Сергей разжал пальцы, и Лобанов тяжело плюхнулся на редакторское кресло. На узком лбу его выступила испарина. Пальцы зашарили по столу — глаз он не отрывал от Сергея, — нащупали скрепку и стали разгибать ее. Ногти аккуратно подстрижены, на фалангах редкие рыжие волосины, большие пальцы короткие и расплющенные. Разогнув скрепку, Лобанов принялся за вторую. В лице его что-то дрогнуло, и он тихо сказал:

— Я этого так не оставлю. Сообщу в партбюро.

— Валяй, — сказал Сергей. — Мне теперь на все наплевать!

— Я звонил в Невель, — немного оправившись, сказал Лобанов. — Факты устарели. Директора школы уволили…

— А заведующего комбинатом бытового обслуживания отдали под суд, — перебил Сергей. — Все верно. Но, если бы фельетоны появились на страницах газеты своевременно, сейчас можно было бы давать «По следам наших выступлений». А ты их замариновал… Впрочем, я о другом… Вспомни мой первый фельетон про Логвина. Когда он еще был управляющим трестом леспромхозов, а ты — завотделом пропаганды. Ведь это ты сообщил ему про фельетон. А это было прямым предательством по отношению к газете, интересы которой ты сейчас так свято блюдешь!