Вильям Козлов - Услышать тебя

— Древние греки говорили: всякая женщина — зло; но дважды бывает хорошей — или на ложе любви, или на смертном одре, — мрачновато заметил Сергей.

— Дураки твои древние греки, — добродушно ответила Лиза. — Опять тебя какая-нибудь обидела?

— А может, я ее чем обидел? — задумчиво сказал Сергей.

— Кто же она такая, что гвоздем засела в твоем сердце? Тревожит тебя, мучает, а, поди, и сама об этом не догадывается?

— Может, ты, — сказал он и с вызовом посмотрел ей в глаза.

— Не хитри — не умеешь, — серьезно сказала она. — Другая у тебя в сердце, а не хочешь признаться, потому что веру в себя потерял.

— Возможно, ты и права, — сказал Сергей и с силой, будто в живую упругую плоть, вонзил две железные лопасти в глянцевую воду. — Я ведь говорю, ты мудрая!

— Что же не привез сюда ту девушку, что летом приезжала к тебе? — после долгой паузы спросила Лиза.

— Ко мне? — удивился Сергей.

— Тоненькая, как березка… И красивая. На такой тебе надо жениться, Сережа.

— Мать говорит, надо жениться… И ты тоже. Неужели люди женятся лишь потому, что надо?

— Не знаю, — вздохнула Лиза.

— И я не знаю, — сказал Сергей, а потом, помолчав, с интересом посмотрел на Лизу. — Ты будто цыганка, по лицу умеешь угадывать, что у человека на душе…

— Умею, — просто сказала она. — А потом, на твоем лице все написано… Любишь ты ее, да, говорю, боишься сам себя. Не веришь, что можешь полюбить. И не веришь женщинам. В любовь женщины не веришь, а это беда. Ведь это несчастье, не верить-то! Это себя обкрадывать, Сережа.

— Я верил… — сказал он.

— А теперь не веришь? Умный стал… А кто знает, что это любовь? Налетит, вспыхнет, закружит, а потом и погаснет. Значит, такая скоротечная любовь, как след звезды на небе. А все ж не обман. Кто виноват, что она сгорела дотла, один пепел остался? Никогда не вини других, может статься, сам и виноват, что любовь-то прошла… У нее раньше, чем у тебя. Бывает ведь и наоборот?

— Это ты про кого? — спросил он.

— Любит она тебя, Сережа, — убежденно сказала Лиза. — И не будь дураком, не отказывайся от своего счастья!

— Плохая ты цыганка, — усмехнулся он. — Любит — не любит! Сбежала она от меня! Аж на край света. В Казахстан, на целину. И ни одного письма! Какая же это любовь?

— А я говорю, это и есть любовь, — сказала Лиза.

«А что, если и впрямь махнуть на целину? — подумал Сергей. — Взять за руку и увести с собой… Только пойдет ли она еще? Эта девчонка с характером, да с каким!»

Не затем она сбежала, чтобы он, Сергей, ее разыскивал. Но что ее заставило поступить так, он не мог понять. Хотя уже второй месяц ломал над этим голову.

Здесь институт, интересная работа… Все бросить и умотать к черту на кулички! И за какие-то три-четыре дня! Как раз накануне его возвращения в редакцию. И хотя бы одно письмо. Хорошо, пусть не ему — Вале Молчановой. Ведь она у нее работала в отделе…

О том, что Наташа на целине, Сергей узнал от Дадонова, который подписывал ей характеристику. Сергей побежал в горком комсомола, но там сообщили, что путевка выдана в Целиноградскую область, а куда именно направили Наташу, они не знают. В Казахстане десятки тысяч комсомольцев со всей страны… Поезжай, ищи ее в Целиноградской области, которая по своей площади больше такой страны, как Франция…

— Вернется она, Сережа, — участливо сказала Лиза, которая и впрямь, как цыганка, читала его мысли. — Для настоящей любви разлука не помеха, а если это блажь — значит, только к лучшему…

— Жди, и я вернусь… — с горечью сказал он. — А если я не хочу больше ждать?

— Оттого и все наши несчастья, — ответила она. — Никто ждать не хочет и не умеет… Раз хватаешь горячий блин со сковороды — не жалуйся, что руку обжег…

Дом, в котором теперь жил Сергей с сыном, стоял в центре города, и из окон была видна большая асфальтированная площадь, зеленое трехэтажное здание сельхозинститута. За площадью виднелась Дятлинка, бетонный мост и городской парк за рекой.

Двухкомнатную квартиру Сергей получил этой зимой. Его давний недруг Логвин несколько лет назад был направлен обкомом партии в район председателем колхоза и больше, естественно, не мог вредить. Сын обосновался в маленькой комнате, а Сергей в большой. Юра за последний год сильно вытянулся.

Скоро год, как Наташа уехала из города. И за этот год — ни одного письма! Сергей пытался больше не думать о ней, гнал воспоминания прочь, но иногда на него накатывала тоска, от которой некуда было деться. Даже работа над повестью не спасала.

Сергей всю зиму с нетерпением ждал весны. Только весной он мог хоть на несколько дней поехать на Большой Иван. До середины мая озеро подо льдом, дороги к нему занесены снегом. Можно было, конечно, пробраться по льду через Малый Иван, но что там делать зимой?

И вот пришла весна, а он все еще не был на Большом Иване. Что-то удерживало его… Может быть, воспоминания о Наташе? О том раннем утре, когда он нес ее, продрогшую, к лодке?.. И вот не донес, потерял…

Приятная грусть охватывала его, когда ветер приносил с юга запахи весны. Он по-звериному втягивал ноздрями этот ядреный волнующий дух талого снега, сосновой хвои, прелых листьев…

А однажды днем, никому ничего не сказав, взял и сбежал с работы… Сел в пригородный автобус и укатил по обледенелому шоссе за город. Попросил шофера остановиться у моста через Ловать и прямо по глубокому снегу, проваливаясь по пояс, зашагал в лес…

Он сидит дома за письменным столом. Подсвеченное заходящим солнцем огромное облако заглядывает в окно, отражает последние слабые лучи. Сергей отодвигает машинку и, глядя на нежно розовеющее облако — оно почти не двигается, — который раз до малейших подробностей вспоминает тот последний день, когда он видел Наташу…

После той жуткой ночи на острове она проспала на раскладушке Сергея почти весь день. Султанов и Мальчишкин несколько раз собирались разбудить ее — они хотели пораньше уехать в город, — но Сергей уговорил их остаться до вечера и не трогать ее: пусть выспится. Приятели бесцельно слонялись по берегу, потом пришла Лиза, и они стали с ней болтать, а Сергей сел на моторку и уплыл за остров. Нужно было снять сети и переметы, поставленные задержанными браконьерами.

Солнце то выглядывало, то пряталось в пышных кучевых облаках. Такие облака к дождю, но пока было тихо, и легкий ветерок лишь слегка рябил воду. На мелководье, где над кувшинками сверкали своими прозрачными крыльями стрекозы, косо торчал черный шест.

Сергей задрал голову и посмотрел вверх. Ястреб совсем низко кружил под облаками. Сергей достал из-под сиденья рыбину и, помахав ею в воздухе, бросил в воду. Ястреб равнодушно взглянул на подарок и продолжал свой неторопливый и плавный облет озера.