Вильям Козлов - Услышать тебя

— Я деньги не ворую, — перебил Земельский. — И на станке фальшивки не печатаю.

— Я не против, чтобы он к вам ездил, но не обращайте его в свою веру… Не будет он таким, как вы. И потом, это невозможно: таких, как вы, один на миллион!

Земельский цепко посмотрел на него, так и не поняв, комплимент это или оскорбление. А Сергей и не собирался ему разъяснять.

— Каждый человек все меряет на свой аршин, — продолжал он. — Вот вы сказали, что я восстанавливаю сына против вас… А ведь это вы его с пеленок настраивали против меня! Вы ему такие фантастические картины рисовали, что бедный мальчишка первое время смотрел на меня как на чудовище… Я презирал бы себя, если бы повторил вашу ошибку. Так что успокойтесь, я и слова плохого о вас не сказал в его присутствии. Просто он подрос, поумнел и сам научился разбираться в людях…

— Мои близкие меня уважают, — убежденно сказал Николай Борисович. — Я для них все сделал, что только возможно было. И дочь и сын закончили лучшие учебные заведения страны. Имеют отдельные квартиры, обставленные дорогой мебелью. На моей даче они не гости, а хозяева. Моим детям каждый может позавидовать. Все, что им нравится, они имеют возможность купить. Мне для них ничего не жалко.

«Поэтому твои дорогие дети и выросли эгоистами и типичными потребителями, — подумал Сергей. — Привыкли только брать и ничего не давать».

С детства привыкнув получать от родителей солидные подачки, Лиля и Виктор свою зарплату и за деньги не считали. В конце каждого месяца отец отсчитывал им по несколько сотен рублей. Он понимал, что дети ревниво следят друг за другом, и старался давать поровну. Однако дочь он любил больше и иногда совал ей в руку «на драгоценности». Лиля целовала его, рассыпая такие слова, как «наш божественный папочка, что бы мы без тебя делали!».

О том, что они будут делать без папочки, ни Лиля, ни Виктор пока не задумывались. Папочка был для них дойной коровой, у которой никогда «золотое молоко» не иссякнет. И если бы вдруг он однажды не вручил своим чадам по объемистой пачке купюр, и сын и дочь посчитали бы это величайшей подлостью с его стороны.

Если бы можно было в нашем обществе не работать, и Виктор и Лиля никогда бы не работали. Они давно потеряли интерес к своей специальности. Зачем ломать голову над проектами, статьями, очерками, когда можно получить от отца наличными столько, сколько не заработаешь и за три месяца. Кто знает, может быть, и у Лили, и у Виктора были какие-то способности, пусть даже скромные, но любвеобильный папочка убил их в самом зародыше. «Пусть работают лошади, — любил говорить он, — а человек должен наслаждаться жизнью».

И эта философия с детства была усвоена его детьми. Сам того не сознавая, он лишил их главного в жизни — радости творчества. Любая работа стала для них принудиловкой, которую необходимо отбывать, чтобы не возмущать это «несовершенное общество», в котором они живут. Работа раздражала их, отвлекала от тех «радостей жизни», которые приносят даровые деньги и ничегонеделанье. Выйдя опять замуж, Лиля бросила работу, посвятив себя целиком магазинам, тряпкам, благоустройству квартиры. Слава богу, папин бюджет все выдержит…

Николай Борисович всю свою жизнь прожил, как жучок-древоточец в дубовом шкафу, пожирая древесину и питая ее отходами своих детей-жучков, он был уверен, что добился в жизни всего того, к чему стремился, чего хотел. А много ли жуку-древоточцу надо? Дубовый шкаф да крепкие челюсти! Не рассчитал он лишь одного: хотя дубовый шкаф, по сравнению с жучком, велик, как вселенная, но ведь жуки-древоточцы не вечны. А что будут делать его детки-жучки, когда кончатся отходы? Ведь он, засовывая им в рот пережеванную пищу, вырастил их беззубыми. Помянут ли его дети добром, когда окажутся предоставленными самим себе?..

Вот он сидит перед Сергеем, развалившись на диване. Так и излучает довольство самим собой. Такого словами не прошибешь, да что словами?! Тюрьма его не перевоспитала. Говорить с ним бесполезно. Если бы Сергей сказал, что он думает про него, Земельский расхохотался бы ему в лицо. Он уверен, что ему все завидуют. Завидуют его деньгам, которые он тысячами наживает нечестными способами. Разве ему понять, что настоящее счастье приносят не деньги, а радость творчества?..

Нет, этого ему не понять. И однако Сергей встревожил его, когда совершенно серьезно сказал:

— И все-таки я вам очень благодарен.

Земельский вскинул на него глаза, поморгал, и самодовольная улыбка сползла с его лица. Меньше всего в жизни хотел он, чтобы Сергей был ему за что-либо благодарен.

— Любопытно, — сказал он, скрипнув пружиной.

— Если бы не вы, я никогда не написал бы роман…

— Этот… без названия? — скривил губы в усмешке Земельский. — Я думаю, у него нет не только названия, но и издателя…

— Если бы не вы, я, возможно, до сих пор не развелся бы с вашей дочерью, а это было бы для меня смертельно: она убивала во мне все хорошее, творческое…

— А есть ли в тебе хорошее?

— Так что вы все-таки сделали одно доброе дело, — сказал Сергей и, взглянув на часы, поднялся с кресла Земельский еще немного посидел, чтобы не уронить своего достоинства, и тоже поднялся.

— Передай Юрашу, что я его здесь жду. И не уеду без него, — сказал он. — Я купил ему норвежский тренировочный костюм…

— Вы думаете, он на это клюнет? — рассмеялся Сергей. — Плохо же вы знаете своего внука…

— Я действительно люблю Юраша и скучаю без него, — сказал Земельский. И голос у него был искренний.

— Любите на здоровье, но не развращайте деньгами… Или в вашем понятии и такое чувство, как любовь, тоже измеряется деньгами?

— Скажи мне честно, вот ты напечатал книжку, говоришь, закончил роман, — много ты заработал? Можешь ли ты обеспечить свою семью всем необходимым… допустим, если бы она у тебя была?

— Семьи разные, и запросы разные, — ответил Сергей. — Для меня деньги никогда не были главным в жизни. Надеюсь, для моей семьи — тоже.

— Ну вот то-то, — удовлетворенно заметил Николай Борисович. — Был ты гол как сокол и остался таким… А Лиля еще со мной спорила, мол, ты, если захочешь, всегда сможешь заработать кучу денег.

— Ну а как этот… Оленин? То, что нужно? — не удержался и задал неприятный для себя вопрос Сергей.

— Он меня уважает, — с достоинством ответил Земельский.

— Я рад и за вас, и за Лилю, — сказал Сергей. — Даже если и совершишь серьезную ошибку, жизнь такая штука, она потом все поставит на свои места…

— Если бы Лиля меня послушалась, она не совершила бы этой ошибки, выйдя замуж за тебя, — убежденно заметил Николай Борисович.

Сергей понял, что разговаривать больше бесполезно: и говорят они о разном, и думают по-разному… Он уже взялся за ручку двери, но Земельский с угрозой произнес: