Вильям Козлов - Услышать тебя

Впрочем, на мужа соседка Нюрка и внимания не обращала. Но бывали дни, когда она от него пряталась у других соседей… Раз в месяц многотерпеливый Григорий Иванович восставал против Нюркиной тирании. Это случалось обычно в конце месяца, в день выдачи зарплаты. Еще более высокий и грузный, чем жена, Григорий Иванович приходил домой нетвердой походкой с суровым побагровевшим лицом и немигающими глазами. Лорка, Сашка и Васька мгновенно испарялись и возвращались домой лишь когда отец засыпал. В такие дни даже голос соседки Нюрки становился совсем другим: ласковым, предупредительным. Она хлопотала вокруг мрачного, тяжело ворочающего глазами мужа, стараясь угодить ему. Однако угодить Григорию Ивановичу в этот знаменательный день было почти невозможно. Скоро раздавался грохот, треск разбитой об пол табуретки или стула и низкий, хриплый визг соседки Нюрки. Если Сергей в это время был дома, у него не было никакого желания выходить в коридор и урезонивать разбушевавшегося Григория Ивановича. Больше того, он даже испытывал некоторое удовлетворение, слыша отчаянные Нюркины вопли.

Утром все становилось на свои места: Нюрка верховодила в доме, а Григорий Иванович ходил тише воды, ниже травы. И о его бунтарской вспышке напоминал разве что сочный синяк под Нюркиным глазом. Синяк долго менял свои оттенки от густо-синего до бледно-желтого. И носила его соседка Нюрка с гордостью, будто это вовсе и не синяк, а какой-то особенный знак отличия.

Лиля, однако, нашла общий язык с соседкой Нюркой. Не сразу, конечно. Примерно на третьем месяце совместной жизни. На Сергея соседка по-прежнему косилась, а с Лилей стала разговаривать человеческим голосом и даже несколько раз соглашалась присмотреть за маленьким Юрой, когда они уходили в кино.

Сергей было приписал это Лилиному обаянию и покладистому характеру, но дело было в другом: Лиля призналась, что иногда дает Нюрке деньги в долг без отдачи. Уж лучше пять-десять рублей потерять, чем выслушивать ее придирки.

Как бы там ни было, в квартире установилась относительная тишина и взаимопонимание. И Сергей и Лиля стали более смело выходить в коридор и на кухню. А раньше приходилось сначала кому-нибудь сходить на разведку: как там на кухне? — и лишь после этого быстро поджарить яичницу с колбасой — обычное блюдо на ужин. Чай кипятили в комнате на электроплитке. К концу третьего месяца плитка была убрана в чулан и чета Волковых перестала наконец чувствовать себя в этом доме гостями.

…Сергей достал из видавшей виды сумки, которую он привязывал к багажнику, полированную чайницу, сделанную из карельской березы. Став семьянином, он открыл в себе неведомую доселе черту: хозяйственность. Приехав в другой город, стал заходить в магазины и покупать что-нибудь для дома. Особенно ему нравились хозяйственные магазины. Первое время он покупал подарки для Лили, но она относилась к ним скептически. Снисходительно улыбаясь, вертела в руках какую-нибудь вещичку и небрежно совала подальше. Она даже иногда говорила «спасибо», но Сергей-то чувствовал, что Лиля равнодушна к его подаркам. Однажды из Пустошки он привез ей белую капроновую кофточку. Женщины с восторгом хватали эти кофточки, и Сергей решил, что Лиля тоже будет рада. Однако жена, примерив кофточку перед зеркалом, убрала ее в шкаф и ни разу больше не надела, а потом сказала Сергею:

— Если захочешь что-нибудь купить мне, обязательно посоветуйся со мной, ладно?..

Сергей поставил деревянную чайницу на круглый стол и, присев на тахту, задумался. За окном маслянисто поблескивали кленовые листья.

Три дня был Сергей в командировке и вот уже соскучился по своему дому, по жене, сыну… Три года, как они женаты. И почти год живут вместе. Мать здорово выручала их: готовила обед, ухаживала за крошечным Юркой, стирала… И все равно одним гораздо лучше.

Правда, и сейчас Юрка у матери, порой она приходит и забирает все грязное белье — Лиля никак не успевает управляться по хозяйству, — иногда готовит обед, убирает в комнате. Такой уж характер у матери, не может она терпеть беспорядка и грязи. Не только у себя, но и у других. Когда Юрка гостит у нее, он весь так и светится: чистенький, во всем выглаженном, веселый…

Сергею неудержимо захотелось встать и помчаться к матери, чтобы взглянуть на сына, но вместо этого он подошел к большому письменному столу с двумя тумбами и, вытащив средний ящик, достал коричневую папку. Развязал тесемки и стал перебирать мелко исписанные зелеными чернилами листы. На каждой странице помарки, вставки, сноски. Прочитав одну страницу, Сергей поморщился, присел на стул и стал чиркать авторучкой. Помарок было так много, что он достал чистый лист и стал все заново переписывать…

Скоро он забыл про время и вообще про все на свете. Так и не сняв кожаной куртки, склонился над рукописью и писал, чиркал, покусывал кончик ручки, хмурил лоб, иногда, подперев кулаком подбородок и глядя в окно, за которым тихо скреблась кленовая ветка, шептал слова, целые фразы. Вскочив со стула, начинал ходить по комнате, извлекая из половиц протяжные скрипучие звуки, затем снова бросался к письменному столу и быстро, пропуская отдельные буквы, а иногда и слова, начинал писать…

Сергей Волков писал повесть. Повесть о себе, о мальчишках, с которыми ему немало пришлось пережить в послевоенные годы. Когда Лиля была дома, он никак не мог сосредоточиться, И если работал, то чисто технически переписывал ранее исписанные вкось и вкривь страницы.

Лиля не мешала ему. Она сидела на тахте и перешивала свои платья. В городе, как она утверждала, не было хороших портних, и ей самой приходилось перекраивать, ушивать, укорачивать свои тряпки. Занималась она этим делом охотно. Для Юрки же все шила мать.

Скоро Сергею надоедало торчать за письменным столом, он начинал поглядывать в сторону жены. В коротком халатике, закинув ногу на ногу, она ловко орудовала иголкой, булавками. На жену Сергей смотрел с удовольствием. После родов Лиля как-то округлилась, грудь у нее стала больше, ноги полнее. Особенно руки у нее были красивые: округлые, с ямочками на локтях. Стоило ей пошевелиться, сесть поудобнее, как Сергей отрывался от работы и с трудом удерживался, чтобы не подойти к жене и не обнять так, чтобы почувствовать ее всю, теплую, желанную. Он бросал нетерпеливый взгляд на часы: спать ложиться еще рано… вздыхал и снова склонялся над рукописью…

Часа три, не разгибаясь, просидел Сергей за письменным столом. Он не слышал, как хлопала дверь, стучали шаги в коридоре, и лишь когда громко заплакал Васька, за что-то схлопотавший от суровой матери подзатыльник, Сергей оторвался от рукописи. Перечитывать написанное не хотелось. Сразу пришли сомнения: зачем он все это пишет? Кому это надо? В нижнем ящике письменного стола под старыми фотографиями уже лежала одна детективная повесть, которую Сергей написал в тот год, когда Лиля была в Москве. Писал он ее урывками, где придется: в вагоне поезда, в гостиницах, а то и прямо на лоне природы под шумящей березой на берегу речки.