Шамиль Бикчурин - Твердая порода

Прошлым летом Мутгарай собрался было бросить буровую да вернуться в село, но остался назло председателю колхоза Салимгараю. Скажет еще, что не сумел тут работать, прогнали. Конечно, тут еще была и нехватка людей. Короче, побоялся сбежать. И не столько Зубаирова побоялся, сколько руководителя своей вахты Саакяна. Горячий армянин, огонь! Чего доброго, приедет следом, обзовет при людях дезертиром да утащит за шиворот. Неохота позориться перед односельчанами…

Этой весной совсем подперло. Мутгарай сознательно стал работать через пень-колоду. Думал: «Буду работать шаляй-валяй, сами прогонят из бригады, а моя совесть будет чиста». Но как назло, никто не говорил Мутгараю обидных слов, терпели почему-то. И все еще терпят. Сколько можно?.. А на полях уже запели комбайны. Интересно, как в этом году хлеба? Сколько выходит с гектара?

Однажды Мутгарай встал пораньше, тщательно побрился, будто собирался в гости, и отправился за реку Сагындык, откуда всю ночь слышался гул комбайна.

Вот он, красавец! Хорошо знакомый Мутгараю «С-4» проплыл мимо, пошел на большой круг и вот уже он берет другой конец поля. Над ржаным морем был виден только его белый зонтик.

Мутгарай придирчиво осмотрел стерню, кучи соломы, ровность, среза и понял, что здесь работает пачкун какой-то, а не комбайнер. А про Мутгарая в свое время говорили, что он хлеба не косит, а бреет, как парикмахер. На участках, где он убирал, срез был ровный, низкий, солома ложилась в строго параллельные золотые рядки. И свои и приезжие ахали — мутгараевский комбайн будто магнитом втягивал колоски. Годами портрет Мутгарая не снимался с колхозной доски Почета…

А здесь? Здесь никто и не упоминает его имени. Даже не хотят зачислить в самые плохие бурильщики. Жизнь бродячей собаки — вот это что.

Он сел в солому, с наслаждением вдыхая ее сухой дух, стал дожидаться комбайна. Комбайнер оказался совсем сопливым, безусым юнцом. Наверно, только этим летом и обучился. Как можно таких сажать за штурвал машины?

Поравнявшись с Мутгараем, парнишка остановил комбайн и спрыгнул на землю.

— Нет ли папироски, дядя? — развязно спросил он, стараясь показаться бывалым мужиком.

— Неужели ты уже курить умеешь?

— Ха! А ты комбайн водить умеешь? — снисходительно спросил парнишка, желая, видимо, сразить Мутгарая.

— Умею, — тихо сказал Мутгарай.

Парень смутился, а Мутгарай, положив папиросы и спички на солому, решительно поднялся.

— Тогда вот что. Машина не должна простаивать. Ты покуда покури, а я сделаю круг.

— Да, пожалуйста! Хоть сто.

Когда Мутгарай сел на пружинное сиденье комбайна и почувствовал руками штурвал, его охватило ощущение свободы и счастья. Переключил скорость, нажал на педаль. Через ступни по всему телу пробежала трепетная дрожь. Ах, хорошо! Слабо покачиваясь, комбайн медленно тронулся. Крылья хедера нагнули к резцам первые колосья ржи. Хорошо! Вот уже три года, как Мутгарай не испытывал такого. А жизнь течет и течет, не поймаешь…

Все эти три года Мутгарай пытался забыть день, когда он покинул родное село. Не получалось. День тот прежде всего вспоминался серым жеребцом. Сильным, с жаркими розовыми ноздрями рысаком, запряженным в легкую коляску с красным полотнищем и колокольчиком на дуге.

У Мутгарая в соседней деревне была любимая девушка Халида. Он познакомился с ней в гостях у зятя. Девушка была живая, как ручей, острая на язык и работящая. И, наверно, она знала тайну, как влюбить в себя с первого взгляда, причем так, что ни забыть, ни успокоиться. А Мутгарай до этого ни с одной не дружил, ни разу в жизни еще не подержал девичью руку в своей руке. Увидел он Халиду и пропал. Халида иногда приходила в их село под разными предлогами, а Мутгарай совсем туда зачастил — будто бы повидать сестру и зятя, будто бы по родным соскучился. Так прошел год. В деревне Халиды все удивлялись: «Такая золотая девушка! У нас есть отличные парни, чего же она нашла такого в этом чурбане?»

Потом решили, что дело ясное ведь у него зять председателем.

В самом деле, на селе многие ухаживали за Халидой. Стоило ей только выйти на улицу или появиться в клубе, она тут же попадала в такое окружение парней, что палкой не разгонишь, но вот чудо — девушка на них и не глядела, только посмеивалась про себя. Мутгарай наконец сказал Халиде слово, и она сразу согласилась. Жених пообещал после захода солнца приехать за Халидой на сером жеребце.

А этого серого жеребца знала вся округа. Он был в колхозе единственным племенным производителем, содержался отдельно, во дворе правления, и его берегли как зеницу ока. Только изредка председатель Салимгарай запрягал серого для поездок в район да провожал на нем самых дорогих гостей. Кроме председателя, никто не имел права даже ласкать жеребца.

Мутгарай и сейчас не понимал, и до сих пор жалеет, почему ему взбрело в голову попросить именно этого жеребца, за гриву которого председатель держался руками и ногами. Мог бы взять любую другую лошадь. Не дал ему Салимгарай свою «зеницу ока».

— Я очень тебя уважаю, Мутгарай, братец, ты наш самый передовой комбайнер, но жеребца дать не могу, — решительно сказал Салимгарай. — Жеребец только что с дальней дороги, из района, не могу…

— Салимгарай-абый, да ведь я еду за невестой, это бывает один раз в жизни! Пожалуйста, выручи.

— Не могу, братец! Жеребец не мой, а колхозный. Собрание же не станем по этому поводу собирать…

— Да ничего не случится! Подумаешь, пятнадцать — двадцать километров. А, Салимгарай-абый?

— Проси жену — отдам, а жеребца не дам. Нельзя, — закончил разговор Салимгарай, не оставив парню никакой надежды.

Надо было плюнуть, запрячь другую лошадь и поскакать к Халиде. Но ведь зло всегда впереди ходит — Мутгарай вдруг вспомнил, сколько он пыли проглотил за штурвалом комбайна, сколько гектаров убрал, сколько ночей не спал в поле… От позора он в ту же ночь покинул деревню. Уехал куда глаза глядят.

А Халида, сидя на сундуке с приданым, до утра плакала и ждала Мутгарая. Потом через мать передала слово одному парню, который давно сватался к ней. Тот сразу прибежал, и свадьба сладилась.

Сколько пережил Мутгарай из-за того серого жеребца! Ушел из родного села, потерял Халиду, расстался с любимой работой, ничего не нашел…

Мутгарай заканчивал первый круг, а парнишка-комбайнер все еще спокойно спал на соломе. «Ладно, пусть поспит, устал, наверно. Сделаю еще круг», — решил Мутгарай, проезжая мимо парня медленно, на малых оборотах, боясь его разбудить. Но и после второго круга молодой комбайнер не проснулся. «Беззаботный. Хорошего комбайнера из него не получится», — решил Мутгарай и нажал на газ. Комбайн громко зарокотал, однако парень не шевельнулся. «А, черт с ним, пусть дрыхнет… Работничек!..»