Шамиль Бикчурин - Твердая порода

— Я не смеюсь, — сказал Фазыл.

— Вот я и говорю… Фамилия ее Валентинова. А я Валентин Валентинович. Тут судьба, понимаете?

— Понимаю.

Зубаиров стал перебирать в памяти девушек по имени Валя. Может, ему и приходилось когда-нибудь встретить среди местных геологов эту Валю, да только внимание не обратил? Нет, едва ли, вспомнилось бы сразу.

— Ты вот, парень, уже едешь по Татарии, но здесь твоей Вали нет, — проговорил Зубаиров, не щадя моряка.

— Откуда ты знаешь? — вздрогнул парень.

— Я тут работаю. Нефтяник.

— Серьезно? Кем?

— Буровым мастером. Знаешь, в наших местах сейчас нефти находят много. Геологам работы еще по завязку. Может, — она и появится здесь, не знаю. В конце концов, человека можно всегда найти!

— Вот и я так думаю! — вдруг воспрянул собеседник и протянул Зубаирову широкую, как лопата, ладонь. — Валентин Валентинович! А она где-то тут или будет тут! Остаюсь… Слушай, я по двигателям внутреннего сгорания все умею. Помоги найти работу…

Зубаирову показалось смешным, что моряк уважительно величает себя Валентином Валентиновичем.

— Поехали со мной, Валентин Валентинович! — сказал серьезно Фазыл. — Я — Зубаиров…

Так был найден первый член будущей бригады, которая сокращенно будет звать его «Тин-Тинычем».

Вторым в бригаду пришел Кадермат. Сразу по приезде из командировку у порога конторы Зубаирова остановил пожилой человек с седеющей головой и черными висячими усами.

— Случайно не Зубаиров? — встал он напротив.

— Я.

— Хочу поступить к вам на работу.

— Профессия?

— Нефтяник, — отвечал усач.

— Стаж есть?

— Еще какой!

— Не бурильщик ли? — с тайной надеждой спросил Зубаиров.

— Техник.

— Горный техник?! Так вам же можно работать мастером! — воскликнул Зубаиров. — Знаете, как нам люди такие нужны! Ну-ка идемте в отдел кадров! Идем, идем!

Он схватил усача за рукав, но тот аккуратно и решительно высвободился, прислонился к столбику крыльца.

— Нет уж. Мне подойдет бурильщиком…

— Если нравится, отлично! Ко мне и пойдете…

В это время открылось окно, и Зубаирова попросили зайти. «Я сейчас», — сказал мастер, входя в контору.

— Ты бы, товарищ Зубаиров, подумал, прежде чем взять этого человека, — сказал начальник отдела кадров. — Подозрительный тип… Биография…

— В тюрьме, что ли, побывал?

— Хуже! — проговорил начальник отдела свистящим шепотом.

— Ну что, что?

— Не будь ребенком, товарищ Зубаиров, — зашипел еще сильнее кадровик. — Ты лучше зайди к Ивану Андреевичу…

«Подозрительный тип», оказывается, уже побывал, у директора, и Никитин сразу понял, о ком речь:

— Был он у меня. Да, поговорили, познакомились. Посмотрел я его документы, — спокойно заговорил директор. — В принципе я не против. Нам нужны, очень нужны сейчас такие люди. Только… Почему же он не стал работать в Баку, где жил и учился? Почему не остался в Башкирии? Наконец, почему, имея специальное образование, работал у куйбышевских нефтяников грузчиком? Вот что меня беспокоит! — Иван Андреевич стал барабанить по столу карандашом, который до этого вертел пальцами. — И статья «сорок седьмая» значится. Понимаешь — нарушение трудовой дисциплины…

Уходя от директора, Зубаиров был уже уверен, что не примет того человека. С первого же взгляда понял это и усач, который стоял во дворе, на солнцепеке. Нет, тому-то все было понятно с самого начала. Секретарь послала к начальнику отдела кадров, тот направил к директору, а директор не сумел определенно ничего сказать, велел дожидаться Зубаирова. Известно, Зубаиров тоже сейчас найдет какую-либо причину…

— Ясно, мастер! — сказал усатый, почти неуловимой презрительной интонацией задевая самолюбие Зубаирова. — Ничего хорошего обо мне вы не узнали…

— Да, не узнал! — признался Зубаиров. — Документы у вас не совсем чистые.

— Если бы они были чистыми, — он в упор разглядывал молодого инженера, — я бы и просить вас не стал.

И как-то сразу сник. Увидев усталое лицо, угадав какую-то глубокую, скрытую муку, снедающую этого человека, Зубаиров не решился тут же оборвать разговор, почему-то не уходил. И усач, будто еще надеясь на что-то, смотрел выжидательно и настороженно.

— Что же мне делать? — проговорил он злым голосом, в котором однако слышалась растерянность. — На войне фашисты не сумели убить… И сейчас никто не убивает. Самому попробовать, что ли? Ну, скажи, пожалуйста, что мне делать?

Зубаиров закурил и предложил папиросу усачу.

— Ладно, пиши заявление, — сказал он, думая, что никогда не быть ему «тверже скалы». — Беру под свою ответственность…

Третьего к Зубаирову направил сам директор. Мастер с первого взгляда невзлюбил этого Мутгарая, одетого в бешмет, домотканые суконные чулки и галоши. Фигура! Низкорослый, коротконогий, широкое красное лицо, маленький ноздрястый нос. По виду и разговору типичный сельский житель, неотесанная деревня. Чем этот Мутгарай понравился проработавшему всю жизнь в промышленности директору, Зубайров так и не сумел понять. К тому же Никитин написал на заявлении принять его «верховым».

— Вышку ты когда-нибудь видел?

— Комбайнер я, — угрюмо ответил новичок.

— Почему сбежал из колхоза? — задал мастер второй вопрос.

Парень мучительно открывал и закрывал сухие губы, смотрел налево и направо, топтался грязными галошами на одном месте.

— Назло Салимгараю, — сказал он наконец.

Кто такой Салимгарай и почему держит на него зло этот парень, Зубайров не стал интересоваться, с него было достаточно. Он яростно написал в левом углу заявления: «Даже издалека буровую не видел». Отправил. Довольно с него! Взял одного — моряк, второй — какая-то грешная душа, третий — колхозник, который и представления о буровой не имеет. В конце концов бурить — это не картошку копать.

Трижды посылал директор Мутгарая — и Зубайров трижды отсылал его, уже из принципа. Если б не приехал человек от Ибрагима-заде, Зубайров и близко бы не подпустил Мутгарая к буровой. Настоящий все же человек Ибрагим-заде, за тысячи верст понял положение своего ученика — прислал, хотя и временно, одного из самых своих опытных бурильщиков Сергея Саакяна, хорошо знакомого Зубаирову.

После этого в бригаду были приняты и Мутгарай, и Сапарбай, и другие, сроду не нюхавшие нефти. Первую скважину близ Карабаша Зубайров и начал бурить с такими вот, собранными с бору по сосенке, людьми.

Трудно было, ох, трудно! Людей работе можно научить, но как работать, если не хватает инструментов и совсем нет труб? Да и с людьми иногда возникали совсем неожиданные сложности из-за того, что на буровой Зубаирова, будто нарочно, собрались люди различных национальностей, и каждый из них нес в себе частичку своего народа, родные традиции, бытовой уклад. А жизнь в палатках? А постоянное пребывание в поле? Неудобные частные квартиры, производственные и бытовые неурядицы, в общем, суета сует. Зубаирову иногда казалось, что вся эта грешная планета — от полюса до полюса — чересчур уж загромождена всякого рода неудобствами…