Франц Таурин - На Лене-реке

— Оля!

Еще несколько мгновений, и Ольга кинулась к нему, обняла и, прижимаясь к нему, прошептала:

— Андрей, мой Андрей!

Их никак не хотели отпускать.

— Радость? Конечно, радость! Да нет, это больше, чем радость, это счастье, — возбужденно говорила худенькая подвижная Шура, обнимая Ольгу, — только разве радость замыкается в себе? Радоваться надо на людях!

— Не пустим, не пустим! — кричали Шурины подруги и тормошили Ольгу.

— Обмыть, — провозгласил неожиданно густым басом долговязый парень и, спрыгнув со скамейки, устремился в темноту сада.

— Володя! Пожалуйста, вернись! — крикнула Ольга и, когда он остановился, сказала, обращаясь ко всем: — Друзья мои! Спасибо вам! Даю вам слово, завтра же приедем к вам на весь вечер. А сейчас… — она остановилась, — ну, вы сами понимаете… Мы не виделись пять лет.

— Правильно, Оля, — сразу согласилась Шура и скомандовала: — Все на станцию! Проводим их.

Она взяла под руки Андрея и Ольгу, остальные окружили их, и все шумной толпой направились к платформе.

Андрей послушно шел, ему было все равно, куда идти, он шел и думал: «Сбылось. Как просто и как хорошо мы встретились». И на губах у него блуждала и застенчивая и рассеянная улыбка.

А у Ольги все пело внутри: «Он приехал!»

Они были уже недалеко от платформы, когда донесся протяжный гудок сирены приближающегося электровоза.

— Опоздали, — сказала Шура, — уедете следующим.

— Нет, этим! — задорно сказала Ольга и, рванувшись вперед, увлекла за собой всех.

Едва успели вскочить в хвостовой вагон, он был почти пуст, всего несколько человек дремало на скамьях, привалившись к высоким выгнутым спинкам.

Андрей взялся за ручку двери. Ольга остановила его, тронув за руку.

— Постоим здесь.

Они стояли в пустом тамбуре одни, рядом, близко друг к другу. Голова ее касалась его груди, и она слышала, как бьется его сердце. Он нежно, чуть прикасаясь, гладил ее волнистые волосы, ее теплые плечи.

— Оля!

— Что, родной мой? — прошептала она и еще теснее прижалась к нему.

— Я просто не верю своему счастью, — тихо сказал Андрей. — В иное мгновение мне кажется, это сон, стоит мне снять руку с твоего плеча, и тебя не станет возле меня, ты уйдешь, — и, словно пытаясь удержать, он крепко обнял ее.

Она засмеялась тихим, счастливым смехом.

— Нет, родной, не уйду… Я два раза уходила от тебя… Третий раз не уйду. Ничего не заставит меня уйти.

Она потерлась щекой о его плечо, и кольца ее волос коснулись его лица…

Нет, теперь она не уйдет… Как могла она уйти тогда, пять лет назад!..

И хотя нельзя зачеркнуть в живом человеческом сердце другого, погибшего, память о нем, светлая, хорошая память не омрачает ее радости, не может заглушить охватившего ее ощущения необыкновенного счастья… Не может, хотя есть такие минуты, когда она пытается осуждать себя за это…

До чего же короткими могут быть сорок минут!

Поезд ворвался в несмолкаемый гомон вокзала и остановился. Они вышли. Андрей вел Ольгу под руку, и ему казалось, что все смотрят на него.

Ольга машинально свернула к входу в метро, но Андрей легко придержал ее, и, обогнув здание вокзала, они вышли на площадь.

Каланчевка сияла огнями. Над морем и неподвижных и движущихся огней, в бледном ночном небе горели рубиново-красная и нежно-синяя вывески Ленинградского и Ярославского вокзалов. На площади, тесня друг друга, копошились сотни автомашин всех марок и расцветок.

Андрей поднял руку. Бесшумно подкатила машина. Открыв дверцу заднего сиденья, Андрей пропустил Ольгу и сел сам. Машина стремительно пронеслась по Русаковской, нырнула под мост окружной железной дороги, миновала приземистую, похожую на чеченскую саклю станцию метро «Сокольники» и, подпрыгивая на булыжной мостовой, стала осторожно спускаться к Матросскому мосту.

У поворота в переулок Ольга попросила шофера остановиться.

— Пройдем дальше пешком, — шепнула она Андрею и, когда они уже стояли на тротуаре, пояснила:

— Это мой переулок. Я ходила здесь и думала о тебе.

Андрей крепко сжал ее руку.

Он уверенно вел Ольгу по уже знакомой ему дороге, и ее радовало, что он знает, куда нужно идти, и она, опираясь на его крепкую руку, послушно идет за ним. Так, под руку, они поднимались и по лестнице. И только на лестничной площадке, перед дверью с табличкой «37» Андрей отпустил ее руку.

Она открыла дверь ключом и, давая ему дорогу, просто сказала:

— Входи.

У Ольги была небольшая, но уютная комната. Высокая застекленная дверь, выходившая на балкон, служила в то же время и окном. В нише стояла кровать, в углу небольшой письменный стол со стопкой книг и настольной лампой на нем, возле дивана — круглый стол, покрытый свисающей скатертью.

— Нравится тебе, Андрюша, наша комната? — спросила Ольга.

— Да, — ответил Андрей, — очень нравится, хотя сегодня я и не вижу ничего, кроме тебя!

Ольга ответила ему теплым взглядом.

— Сейчас буду тебя кормить, — какие-то новые интонации ласковой заботы прозвучали в ее голосе. — Пока я хозяйничаю, можешь умыться. У меня ужин поспеет мигом.

Но напрасно Ольга готовила ужин. Все осталось почти нетронутым. Они сидели рядом на диване и то оживленно разговаривали, перебивая друг друга, то молчали, вспоминая далекие дни. Ее рука, мягкая и теплая, лежала в его руке…

Много забот свалилось на Татьяну Парамонову. Не простое дело управлять заводом. Казалось, все знакомо ей здесь, от главного, основного, вплоть до самых малозначащих мелочей. Ведь сам-то завод вырос на ее глазах. А люди завода? Да что и говорить о людях! Не было на заводе человека, которого не знала бы она, так же как не было человека, который не знал бы ее.

Очутившись на трудном, ко многому обязывающем посту руководителя, Таня не раз с благодарностью вспоминала Андрея. Ни одного сколько-нибудь существенного вопроса не решал он без нее. Как будто знал, что ей придется заменить его.

Никогда не забыть ей памятного разговора.

Андрей Николаевич попросил ее зайти к нему после работы. «Наверное, насчет конвейера», — подумала она. Конвейером жил весь коллектив завода.

— Большой разговор есть, Татьяна Петровна, — сказал ей Андрей, и она заметила, что директор с трудом старается скрыть овладевшее им волнение.

— Вопрос надо решить очень важный. И для вас и для меня. И для всего коллектива.

Она не знала, что взволновало Андрея Николаевича, и молча ждала, что он скажет.

— Приходится уходить с завода, — сказал Андрей, и она услышала, с какой болью произнес он эти слова.

— Уходить! — и тут она вспомнила, что Василий еще несколько дней назад говорил о возможном отъезде Андрея Николаевича на учебу. Тогда она как-то не придала этому значения, не хотелось верить, да и не верилось, что Андрей Николаевич покинет завод. Она даже поспорила тогда с Василием. А выходит, он был прав.