Сулейман Рагимов - Сачлы

И непрерывные телефонные звонки из районных учреждений, из деревень, из Баку, бесконечные посетители с просьбами то серьезными, то не стоящими внимания.

Лишь в Баку, как бы со стороны, Демиров окинул все это пытливым взглядом, и встревожился, и понял, что при такой «текучке» ничего не добьешься. А кроме того, завязался клубок с Гашемом Субханвердизаде, и Демиров еще не разобрался, куда катится и кого опутывает этот колючий, словно еж, клубок.

«Кто же мешает работать? — напряженно думал Демиров, расхаживая по комнате. — Лесная банда Зюльмата или притаившиеся по углам кулацкие агенты? Или кто-то еще, более хитрый, умный, тщательно замаскированный?..»

И все-таки сильнее всего Демирова заботило отсутствие в районе дорог. Теперь он добился составления проекта строительства основной магистрали, уже представлял, как шоссе прорежет горные складки, как крылато перелетят через бездонные ущелья мосты. Без дороги раскинутые в горах аулы останутся в первобытном состоянии, в каком находились и десятки лет назад, свет культуры их не коснется, люди не вырвутся из-под власти молл и кулачья. Он решил не возвращаться в район, пока не добьется Денег и материальных фондов на постройку шоссе.

— Да, дорога нужна нам, как воздух, как вода! — твердо сказал Демиров.

В это время дверь номера скрипнула, открылась, и вошли, Алеша Гиясэддинов, а впереди него женщина в черной чадре.

— Кто это? — нахмурился Демиров.

— Да вот тетушка спрашивает секретаря райкома, — объяснял Алеша. — Я и привел ее к тебе.

— Чем могу быть полезным? Пожалуйста, тетушка, проходите, садитесь.

Нанагыз опустилась на диван в белом чехле.

Вежливость Демирова подействовала на нее ободряюще. По правив чадру, она сказала;

— Товарищ секретарь райкома, материнское сердце словно птица в клетке… Баллах, мне снятся плохие сны, боюсь, что дочка моя в беде. Сердца несчастных матерей, как видно, созданы исключительно для безмерных страданий! Малые дети — малые горести, большие дети — большие горести. Ведь и у вас, брат мой, есть мать, — значит, вы понимаете меня!

Как раз Демиров еще ничего не понимал, но прерывать Нанагыз не решался, внимательно слушал, обмениваясь то и дело с Алешей удивленным взглядом.

— Мне было тринадцать лет, когда сыграли мою свадьбу, — продолжала, вытирая слезы, Нанагыз. — В Карабахе это было. И мать моя столько плакала на свадьбе, что голос ее до сих пор звучит в моих ушах. Теперь-то я понимаю, почему она плакала!

— Сердце ваше, тетушка, мягче шелка, — заметил Алеша.

— Женщина с жестким сердцем не может быть матерью, — сказала Нанагыз. Через пять месяцев после смерти мужа у меня родился сын… Я — калека и единственной рукою кормлю трех сирот. Как ни трудно, а не позволю им протянуть руку за милостыней! Вот она, моя врагиня, — тетушка показала на чадру, запуталась в колесах, бросила меня под вагон, и я очутилась в больнице.

— То-то вы и не расстаетесь со своей врагиней! — хмыкнул неприязненно Риясэддинов.

Демиров с укоризной покачал головою.

— Что делать, сынок, — виновато вздохнула тетушка. — Конечно, ты прав, но не могу же я, вдова, на старости лет сорвать с себя покрывало чести!.. Привыкла к этой паутине, шагу без нее ступить не могу!.. Это как в деревне мужчина не смеет никуда выйти без посоха, вот так же и я не смею скинуть чадру.

— То — посох, палка! — протянул Алеша, все еще не догадываясь, что же привело сюда эту говорливую и, по-видимому, действительно несчастную женщину.

Увидев в руке ее конверт, он спросил:

— Да где ваша дочка-то? В нашем районе? Это вы ей, что ли, письмо принесли? Как зовут вашу дочь?

Нанагыз не могла ответить сразу на все вопросы.

— Рухсара, — проговорила она тихо.

— Гм… А где работает?

— Откуда мне знать, где она работает, — с искренним изумлением сказала Нанагыз. — Училась она здесь в медицинской школе.

— Понятно, понятно… Вы вот говорите, что ваш муж умер. А где он работал?

— В Балаханах, на буровой. Халил Алиев.

— А-а-а… Да я его знал! — вдруг сказал Алеша и по-новому, с живейшим сочувствием посмотрел на тетушку. — Халил Алиев? Знал, знал… Когда я только что приехал из Казани, от голода бежал… На работу трудно было устроиться. Да что трудно — невозможно!.. По три дня у конторы в очереди безработных стоял. Там-то я и разговорился с вашем мужем, да, да, с Халилом Алиевым, сердечный мужчина, видный, с пышными усами…

Нанагыз мечтательно улыбнулась.

— Вот он и пригласил меня, голодного паренька, в гости. И вы, тетушка, кормили меня в тот вечер кюфтабозбашем. До сих пор помню вкус, аромат! растроганно воскликнул Алеша. — Я уплетал за обе щеки. Вы, наверно, тетушка, осудили меня за жадность.

— Сын мой, как ты мог сказать такое? — Нанагыз обиделась. — Твое здоровье — мое здоровье, здоровье моих детей!

— Спасибо, тетушка, спасибо, — сказал дрогнувшим голосом Алеша. — Да, хорошим, добрым человеком был Халил Алиев. Мы вместе работали на одном промысле в Балаханах. Потом-то я учиться пошел. Значит, Рухсара дочь Халила Алиева? Я буду считать ее своей сестрою.

Нанагыз успокоенно перевела дыхание.

— Да ты ее, сынок, встречал?

— Я, тетушка, всех знаю, всех встречал, со всеми разговаривал, — шутливо засмеялся Гиясэддинов. — У меня должность такая… Дочь ваша здорова, работает в нашей районной больнице. А вот почему она вам не пишет — не знаю, а узнаю поругаю ее за то, что о матери забыла. Сразу же устыдится!

Демиров с интересом вслушивался в их беседу, хотя и порядком досадовал, что его оторвали от работы.

— Значит, передать письмо Рухсаре? Передадим, — заверил просиявшую Нанагыз Алеша. — И она вам тотчас же ответит, и я напишу вам о жизни сестренки.

Нанагыз рассыпалась в благодарностях:

— Аллах да возблагодарит тебя, сынок, за доброту. Теперь я вернусь домой с успокоенным сердцем, и ночные кошмары не станут терзать меня! — Она встала и после минутного колеба-ния добавила: — Вот что, сынок, Рухсара — совсем молоденькая, наивная, ну девочка, это надо понять, девочка… Чтоб не вышло каких там разговоров, сплетен! Ты уж присмотри, пожалуйста. Поручаю ее в небесах аллаху, а на земле тебе, сынок, и вашему партийному секретарю! Тетушка поклонилась вскочившему со Стула и смущенно потупившемуся Демирову.

Они проводил ее до лестницы, заверили, что поручение будет выполнено, пожелали здоровья и всяческого благополучия.

Тут-то тетушка вспомнила о Лейле и сказала Демирову, что его дожидается в вестибюле молодая женщина с тремя детьми.

— Я приглашу ее в номер, — сказал Алеша. Демиров согласился.

Лампа под красным шелковым абажуром бросала золотисто-багровый круг света на стол, углы комнаты тонули во мраке. Субханвердизаде и Дагбашев играли в нарды, но, как видно, игра мало занимала их: на лицах друзей было написано беспокойство.