Виктор Пшеничников - Последние метры

Ерошкин отвернулся от спидометра, заелозил по сиденью, чтобы сойти на землю.

- Не торопись, Александр. Тебя сколько раз товарищи предупреждали? Действительно, ведь ты их подводишь…

- А если я вчера поздно приехал? Если я на ногах почти не держался?-Отвернулся и вполголоса:-Да что там говорить? Небось, сами ни разу не испытали такое!..

Это «ни разу» вмиг высветлило в памяти Николая далекий зимний день накануне выборов. Их Белыничский район, где Николай работал электромонтером по надзору за линиями электропередач, утопал в снегу по самую маковку. Тянуло из труб хлебным духом - пеклись пироги к праздничному столу.

Николай листал свой институтский учебник, когда в дом вбежал инженер Эдуард Станчик. Не поздоровался, зачем-то щелкнул выключателем. Света не было.

- Николай, высоковольтку оборвало. А завтра праздник у людей, выборы… Представляешь, как нехорошо получается?

Николай собрался мгновенно, работа приучила всегда быть готовым. Остальные члены ремонтной бригады - Валерий Дайнеко, Василий Барановский, Александр Сюнягин,- уже ждали в машине. Тронулись. ГАЗ-51 по здешним снегам - малоэффективная машина. Сели по самое брюхо, отъехав от деревни всего пять километров.

- Ребята, пешком назад и на лыжи,- предложил Станчик.

На лыжах и добрались до обрыва. Десятикиловольтный провод толщиной в палец обычно натягивают тракторами. Но разве трактор пройдет по такому снегу? Придется самим, вместо трактора. Кто будет работать «на верхах», не договаривались: ясно, что Николай, он сильный и к тому же самый молодой, всего девятнадцать… Наверху мотало, как на качелях. И мороз, и ветер. Снизу ребята тянули проволочную змею. Николаю предстояли «фигуры высшего пилотажа» -вязка проводов на изоляторы…

Сейчас подробности потускнели, осталось в памяти самое главное: к двадцати двум ток пошел в окрестные колхозы. Да еще долго болели, не давая покоя, обмороженные на верхотуре руки и ноги.

Рассказать обо всем этом Ерошкину? Право, надо ли? Ерошкина и десятком подобных историй не убедишь. Зато после будет с ухмылочкой живописать, как замполит пытался «взять» его героическим. Себялюбцы трудно воспринимают энтузиазм, в основе которого не тарифная сетка, не премиальные, а доброе слово людей. В этом социальный Бред себялюбцев.

- Видите ли, товарищ Ерошкин, понятие о трудности у каждого свое. Но мы с вами солдаты, службу себе не выбираем и потому не имеем права прикрываться тем, что трудно… Товарищей же подводить вам никто не позволит.

- Им надо, пусть они и вкалывают,- огрызнулся Ерошкин.- Небось, они за меня баранку не крутят. А я за себя сам отвечу.

- «Они… я»,- сдерживая раздражение, ответил Тикунов.- Вы что, в другом государстве живете? Запомните, Ерошкин, слово «мы» содержит много «я»; наоборот не бывает, не получается.

Ерошкин едва заметно поморщился, буркнул:

- Все призывают, агитируют…

- Нет, Ерошкин, никто призывать вас не собирается. Когда вам по-настоящему придется трудно одному, вы сами поймете: это не агитация. Это из книги под названием «Жизнь». Только вот идти в обратный путь и начинать все сначала - а это неизбежно произойдет,- будет гораздо трудней. И мучительнее…

Весь день потом вспоминалось это растопыренное, как старое кресло, ерошкинское «я». Беспокоило оно замполита… А день выдался на редкость трудным. После завтрака пришли на заставу пионеры, и Тикунов водил их по музею Андрея Кижеватова, который за каких-то два года посетило более десяти тысяч человек, а он, замполит, был его бессменным экскурсоводом… Потом замполит проводил с солдатами беседу по материалам XXV съезда КПСС. Хотелось, чтобы беседа прошла интересно, чем-то запомнилась, запала в душу. Перерыл массу источников, еще раз прочел все, что написано о сегодняшней жизни тружеников героической брестской земли, на которой он теперь несет службу… Говорят, получилось интересно.

Потом, выкроив минуту, засел за письмо,

Николай Тикунов - брату Георгию

…Прежде мне иногда казалось: еще чуть-чуть, и на моих глазах произойдет чудо - рождение личности, которое ты называешь синонимом воспитания. Но что-то рушилось, и близкая цель вновь уходила за горизонт… А однажды я понял простую, но чрезвычайно важную истину, что не надо ждать чуда. Ждать можно хорошей погоды, встречи с любимой; «чудо» же творят своими руками, оттого оно и чудо… Я знавал одного паренька, который говорил - явно с чужих слов о земном шаре: «Эта штука слишком быстро вращается. Меня на ней трясет, я не могу сосредоточиться». Чтобы он наконец «сосредоточился», мне и ему понадобилось почти два года. Чем не чудо?.. Зато у нас, политработников границы, есть в работе счастливый миг - это когда удается уловить в службе не просто сухую формулу, но и строки поэмы…

Домой Тикунов пошел, когда за окнами было темно. Из комнаты дежурного вдруг донесся тоненький голосок сына. Заглянул. Алешка сидел за столом, острые лопатки крылышками топорщились под рубашкой. Дежурный сержант, не замечая Тикунова, говорил:

- Тебе, Алексей, в этом году в школу. Буквы знаешь? Тогда бери тетрадь. Ручку держи крепче. Пиши: «Я живу на границе». Есть? Пошли дальше. «Моя Родина - СССР». И восклицательный знак.

«Из крохотных мгновений соткан мир…». Микроскопическая, почти неосязаемая частичка времени - мгновение. Велика ли ему цена? Все относительно. Все познается в сравнении.

Я видел их - мгновения границы, которые отделяли прошлое от настоящего, жизнь от смерти, победу от поражения. Но вставали за суровыми, однозначными понятиями «долг, присяга, ответственность» и другие грани жизни границы - мгновения открытий, радостных минут вдохновенного труда и встреч с прекрасным. Они-то и позволили объединить три совершенно различные, но в чем-то неуловимо схожих эпизода в цельное повествование.

Кому дано

Они стояли чуть в стороне от других - новички, первый день в отряде. Приятели - такие же новобранцы - курили. Дым таял, уносимый ветром. Сплеталось кружево из обрывков разговоров о «гражданке», приглушенного смеха, внезапных вздохов. Первый день…

Эти двое курили. Говорили о спорте. Власов случайно оказался неподалеку - прислушался, уловив в разговоре тревожную нотку.

- Шиповки на прощание брату пришлось отдать. Теперь не попрыгаешь,- вполголоса сказал один, смуглолицый, поджарый, упругий.

- На кроссах да марш-бросках - еще как попрыгаешь. Без шиповок, в сапогах… А я в «Ударнике» хоккеем занялся,- подхватил другой,- по области первое место держали. Да что там… Отпрыгались…