Ирина Гуро - Арбатская излучина

Юрию казалось, что никогда в жизни не было у него таких встреч, такого горения, такой страсти! Такого блаженного прикосновения горячих, влажных губ, горячего, слегка влажного тела.

Но ими, этими свиданиями, не исчерпывались его отношения со Светланой. Вовсе нет. Он был счастлив и другими встречами. Такими, как сегодня. Духовным общением с молодым, прелестным существом.

Он мог ей дать так много, считал он, показать ей жизнь, научить ею пользоваться. Он вовсе не какой-то пошляк, которому бы только воспользоваться ее молодостью и свежестью. Ничем он не похож на современного селадона. Он вкладывает в отношения со Светланой так много своего интеллекта, жизненного опыта…

Он хотел думать, что Светлану держит около него именно это. Да, именно его глубокие, свойственные его тонкой натуре чувства. Его личность, смел он думать, не ординарная…

Он всегда устраивался так, чтобы видеть ее еще до того, как она переступит порог. Ох какое удовольствие смотреть в стекло, так чисто протертое, как будто нет никакой преграды между тобой и по-современному выложенной плитками площадкой, и ждать… И несмотря на то, что ждал, каждый раз воспринимать ее появление как подарок.

Светлана выглядит совсем другой, когда не знает, что он наблюдает за ней. Она тогда кажется ему маленькой и беззащитной. Совсем девочкой. И ему иногда становится за нее страшно: совсем одна, такая хрупкая в толпе, в большом городе. У нее ведь никого нет… — разжалобливал он сам себя. Правда, за кулисами где-то существовал плечистый техник. Но Юрий Николаевич в эти сентиментальные свои минуты как-то не принимал его во внимание.

И встречал Светлану, глядя на нее увлажнившимися от благородных чувств глазами.

Она прошла мимо, не заметив его, — так он думал. На лице у нее было ясно написано — так ему казалось, — что она идет на свидание, но ужасно робеет, просто трепещет, она еще не привыкла к этой ситуации… Когда надо скрываться, опасаться знакомых лиц.

«О, ты привыкнешь, ты поймешь, моя звездочка, что на меня можно положиться. И уж это я беру на себя: комар носу не подточит»…

Она скрылась из глаз на какую-то минуту, необходимую для того, чтобы обогнуть угол дома и толкнуть входную дверь, но как будто и не исчезала из его поля зрения, так он сглотнул ее всю и задержал в своем воображении… Всю, от «конуса» легких прямых волос, лежащего на узкой спине, обтянутой черным свитером, и до красных босоножек на загорелых ногах.

Светлана появилась в дверях, и луч солнца пробежал к нему, как лунная дорожка. Опа пошла по ней своей особенной походкой, осторожно ставя ногу, словно шла по льду. И это тоже умиляло его, как и пестрая ситцевая юбка, которая на ней казалась нарядной, и то, как она порозовела, увидев его, и словно впервые произнесла это «ты», будто еще не знала, можно ли… Так она спросила:

— Ты давно здесь?

— С самого утра, — ответил он и тут же вслух подумал: — А знаешь, ведь можно и так сказать. И это будет верно, потому что с утра только и думаю, как бы поскорее здесь оказаться.

Он засмеялся своим негромким и мягким смехом, силу которого хорошо знал, и тотчас озабоченно спросил:

— Ты устала? Ты голодна? Тут же как следует не поешь. Давай поедем в настоящий ресторан, хочешь? Помнишь, как тогда на речном вокзале? Как славно было!

Светлана сказала, что есть не хочет, что на речном, да, было, конечно, славно и он обещал, что они поедут на Рыбинское море.

— Обязательно поедем, — подтвердил Юрий Николаевич, сам в эту минуту твердо веря, что такое путешествие состоится, — а сейчас будем со страшной силой пить вино и есть яблочный торт. Да?

Светлана кивнула. Никто никогда не доставлял ей столько маленьких радостей, пока — маленьких, никто не обращался с ней так, как Юрий… А как? Разве ее муж не угадывал каждое ее желание, не был внимателен? О, да! Угадывать-то он угадывал, но очень редко имел возможность их удовлетворять. Она ведь не виновата в том, что ее желания идут гораздо дальше границ, определенных ее мужу. Это как в спорте: планку выше, и Костику уже не перепрыгнуть! А Юрий, о, тому впору и не такой прыжок!

И она с нежностью посмотрела на его загорелое лицо с едва заметными морщинками у глаз, заметными только потому, что он щурился на солнце и они остались белыми тонкими — ниточками, исчезающими, когда он смеялся. А смеялся он часто и хорошо.

— Слушай, Света, ты знаешь, на что похоже это кафе?

— На что? — она широко открыла свои «египетские» глаза: сейчас он что-нибудь придумает.

— На кают-компанию большого теплохода, плывущего куда-нибудь… ну, например, в Индию. Смотри, если посмотреть в окно вот отсюда, ясно видно, что мы в открытом море: видишь синие волны с белыми гребешками?

— Там вдали вроде бы острова! Мы плывем к ним?

— А, да… конечно. Это архипелаг любящих сердец!

Боже мой, как он умеет дурачиться! Интересно, он такой только с ней? Невозможно себе представить, что он так же резвится у себя дома. Нет, это ее присутствие делает его таким! Она была горда этим! Она вообще была горда его любовью, это было то, чего она всегда хотела. «Он положил к ее ногам все… Ее любовь была для него якорем спасения…» — думала Света. Наверное, на мысль о «якоре» навели ее морские фантазии Юрия Николаевича. Что же касается «спасения», то она имела в виду «спасение от пут пошлой семейной обыденщины». Что его надо «спасать» и что именно ей предназначена роль спасительницы, Света не сомневалась. И как ни милы были эти их свидания, как ни лестно ей было иметь такого «настоящего любовника», она имела в виду другое, совсем другое. И шла к цели уверенно, хотя и неспешно.

Она любила выпить немного, только чтобы чуть-чуть кружилась голова и тогда уж совсем незаметно становилось, что седоватые кудельки Юрия Николаевича немного, смешно обрамляют его лысину. Да и зачем это замечать, когда у него такие горячие, пивного цвета глаза, которые становятся совсем желтыми, как у кошки, когда он выпьет. Он тоже пьет мало. И вряд ли у него кружится голова. И он всегда помнит, что должен не позже двенадцати быть дома. У себя дома. А дом его там, где его жена. И так даже в самые счастливые часы их в той прелестной квартире, про которую он сказал: «Считай, что она твоя», чем даже и не удивил ее, так она была уверена в его могуществе. Она вовсе не задумывалась, каким образом все так само собой делается… Ей было тут хорошо, и все! Но даже эти счастливые часы кончались одинаково: поспешным бегством ближе к полуночи. «Ты как Золушка», — сказала она ему как-то. «Потерпи немного, — ответил он, — и я стану твоим принцем».

Он сказал это шутливо и мельком. Но, прощаясь, она подумала определенно, точно: «Ну уж я-то в Золушках не останусь, это — нет!»

Они пили вино и болтали всякие глупости. Как всегда… Ему показалось бы даже нелепым говорить со Светланой о чем-то серьезном. В том-то и состояла прелесть их встреч, что вся его другая жизнь оставалась за бортом того корабля, на котором они были вольны плыть куда угодно. Хоть в Индию.