Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

— Кто-кто? — дед наконец остановился.

— Зелинский, академик, который изобрел противогаз. Нам химик рассказывал, когда углекислоту проходили. Вот это, говорит, ученый! Мало того что — противогаз, так еще и женился, и родил… Вот это, говорит, сила духа!

— Чего? А-а, ну да, сила… духа…

Дед замолчал, предпочитая не развивать эту деликатную тему.

А внук снова принялся его жарко убеждать:

— Нет, ты правда не расстраивайся! Они же не хотели тебя обидеть, просто все неожиданно…

— Что неожиданно?

— Ну что ты жениться решил.

Алексей Павлович даже застонал:

— О-о! Да кто решил? Кто жениться? Да я… я ж еще даже противогаз не изобрел!

Он усмехнулся и пошагал дальше. Но Лешка не отставал, следовал за ним вприпрыжку, успокаивая:

— Ну и ладно, ну и не решил, ну и не надо… Но только, дед, ты сейчас куда? Куда ты идешь, а?

— Да за пивом я иду, за пивом! — Дед для убедительности выхватил из кармана авоську и потряс ею. — Пиво чешское в «Поплавок» завезли, понимаешь?

А тем временем Люся заканчивала сборы в театр. Сделав окончательный выбор, она отцепила брошку и все же набросила цепочку, сунула в сумку носовой платок, захлопнула сумку, снова отщелкнула замок, добавила в сумку помаду и флакончик духов, поправила у зеркала отбившийся от общей прически локон… И все это — молча, нервно, наэлектризованно.

Паша смирно наблюдал в сторонке. И наконец попытался снять электричество, накалявшее воздух.

— Люсь, ну не дергайся… Ты, как всегда, все преувеличиваешь…

Она словно ждала этой реплики и обрадованно парировала ее:

— Нет, Луков, это ты, как всегда, все преуменьшаешь! Папа ничего не делает необдуманно. И все эти разговорчики, намеки — жених, невеста, под венец — все это не случайно!

— Допустим. Так давай прямо потолкуем с батей, все выясним…

— И он нам так же прямо все расскажет? Что я, папу не знаю? — Люся напряженно думала. — Нет, тут нужен подход… — Она вдруг просияла: — Семен Ильич, вот кто нужен!

Семен Ильич и Алексей Палыч были друзья детства. А также юности, зрелости и теперь вот уже и старости. Все у них было общее — одна средняя школа, одна разведрота, одна улица, один родной завод… Но были и три отличия. Первое — внешность: Алексей Павлович высок, плечист, кудряв, в движениях нескор и основателен, а Семен Ильич — маленький, тощенький, ни секунды не находящийся в состоянии покоя. Второе — профессия: Алексей Павлович, как уже сказано, всю жизнь проходил в рабочем звании лекальщика, а Семен Ильич выбился в люди — стал инженером по технике безопасности. И наконец, третье их отличие — увлечение. Или, как нынче говорят, хобби. Собственно, у Алексея Павловича не было какого-то всепоглощающего одного увлечения — были ему по душе и рыбалка, и грибные походы, и мелкие поделки по дому… А вот у Семена Ильича была всего одна, но очень пламенная страсть!

Семен Ильич собирал мудрые мысли. Практически он постоянно проживал, согласно названию одного из сборников, «в мире мудрых мыслей». Крылатыми высказываниями великих людей прошлого и настоящего были набиты домашняя библиотека Семена Ильича, его записная книжка и его лысая башка.

Сборники мудрецов носили разные названия — и упомянутое «В мире мудрых мыслей», и «Крылатые слова», и «Золотые россыпи». Но содержали они, как правило, одни и те же разделы: «О человеке», «О природе», «О труде», «Об искусстве», «О любви и дружбе», «О браке и семье» и конечно же — «О счастье».

Состав мыслителей также имел как постоянный контингент, так и перманентный набор — в зависимости от того, какое время стояло на дворе. Неизменными в сборниках были общепризнанные мудрецы древности Платон и Аристотель, Сократ и Аристофан, философы Спиноза, Декарт и Вольтер, а также отечественные и зарубежные писатели Толстой и Стендаль, Чехов и Бальзак, Горький и Диккенс. Со временем в сборники стали проникать и более сомнительные имена — Даниила Заточника и Эразма Роттердамского, Мишеля Монтеня и даже Зигмунда Фрейда. А по именам публикуемых в сборниках политических мыслителей можно было, не заглядывая в исходные данные, устанавливать годы их издания. Один том основательно покоился на мудрых мыслях Сталина и цитатах Мао Цзедуна, в следующем выяснялось, что истинными мудрецами являются вовсе не они, а Никита Хрущев и Владислав Гомулка, а еще в следующем с мудростью Бебеля, Достоевского и Рабиндраната Тагора могли сравниться лишь перлы Брежнева, Гусака и Хо Ши Мина.

Семен Ильич с наслаждением купался в этом море — нет, даже океане — мудрости. Он помнил все, сказанное ими. И не просто помнил, не просто жадно копил чужую мудрость, а всегда был готов поделиться своими несметными богатствами с близкими и далекими ему людьми. И делился. Доводя и далеких и — особенно — близких порой до белого каления. Ибо не существовало, наверно, в жизни ни единой ситуации, по поводу которой не высказался бы хоть кто-нибудь из великих. И Семен Ильич был всегда готов услужливо сообщить, как именно этот великий высказался.

Вот и сейчас, когда на скверике заводского двора Алексей Павлович — в промасленной спецовке — и Семен Ильич — в костюме с нарукавниками — запивали кефиром бутерброды и играли в шахматы, Алексей Павлович сидел на скамейке, размышляя над партией, а Семен Ильич нетерпеливо приплясывал и выкрикивал, перекрывая шум ползущего по двору старенького паровозика с платформой чугунных болванок:

— «Старость мужчины — это когда вид красивой девушки вызывает только воспоминание, а не надежду!» Ничего сказано? Да? Нет?

Выпалив этот многозначительный афоризм, Семен Ильич пристально проследил выражение лица Алексея Павловича. Но оно было лишь сосредоточено раздумьем над ходом. Он передвинул фигуру и проворчал:

— Отстань, Сенька, мешаешь думать своими глупостями!

Возмущение Семена Ильича было неописуемо.

— «Глупости»?! Это не глупости, это мудрости! Хотя, к сожалению, и не мои, а других — но тоже толковых — людей.

— Ходи давай! — перебил Алексей Павлович.

Семен Ильич кинул быстрый взгляд на доску и небрежно сделал ход.

— Шах!

Алексей Павлович крайне удивился и озадаченно уткнулся в доску. А Семен Ильич снова запрыгал у скамейки, приговаривая потише, потому что паровозик уже уполз:

— Ты скучно живешь, Леша! У тебя же, кроме работы, нет никаких жизненных интересов. Или… есть?

Этот, по его мнению, коварный вопрос Семен Ильич задал исподтишка и выжидательно уставился хитрым глазом на Алексея Павловича. Тот, склонясь над доской, отвечал на вопрос вопросом:

— А у тебя?

— У меня? Ты прекрасно знаешь: я погружен в мир мудрых мыслей, я их читаю и упиваюсь, читаю и блаженствую, читаю и…