Владимир Медведев - Трилогия о Мирьям [Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети]

Мирьям уловила сердитый мамин взгляд и опустила глаза.

И совсем уж неуместно звучала ликующая весенняя песенка, которую за стеной опять завели с самого начала:

Спустя несколько минут Мирьям стояла перед большим бабушкиным домом, одной ногой на улице Ренибелла, и гадала: куда идти? Налево — звало море, направо — потрясающие воображение жуткие ямы, — и то и другое по-своему таило опасность.

«Серединка оберегает человека», — вспомнились девочке слова, только что сказанные отцом, и Мирьям зашагала по улице Ренибелла, туда, где впереди маячил тупик и стоял высокий, неперелазный забор.

Задумчиво шагая по улице, Мирьям споткнулась о разбитую известняковую плиту и почувствовала, как в ушибленном пальце распространяется боль, а в сердце смятение. И все же Мирьям продолжала браво идти по скучной-прескучной дороге, пока не достигла глухого забора.

Мирьям прижалась носом к забору и старалась взглянуть в щель между досками — увидеть она так ничего и не увидела. Постепенно в нос стало ударять гнилью отсыревшего от весенних дождей дерева.

Стояла у высокого забора маленькая девочка, и ее охватывали разочарование и негодование по отношению к серединке, которая «оберегает человека». Мирьям обернулась к началу улицы Ренибелла и увидела большой бабушкин дом — на нем улица обрывалась. Дом, который, сколько Мирьям себя помнит, оставался все таким же, как был, подобно забору, который тоже не менялся.

Мирьям, выбравшая среднюю дорожку, медленно брела домой. Ее мысли были заняты морем и таинственными глиняными ямами.

Мирьям никак не могла понять, откуда берутся эти страшные сны. Бабушка говорила, что если днем голова забита всякими недобрыми мыслями, тогда ночью снятся кошмары. Но этому Мирьям не верила, накануне, с обеда до самого вечера, она готовилась к школе, читала — сама читала! — «Дюймовочку» — пленительная сказка преображала освоение грамоты в увлекательную игру, так что девочка даже забывалась, разглядывала картинки, читала по складам, предавалась прекрасным грезам и снова принималась складывать слоги. И ни единой плохой мысли! Мирьям читала о печально-радостной судьбе Дюймовочки, любовалась белолицей воздушной красавицей на фоне пышной нарисованной зелени и, к своему изумлению, узнала, что иногда ландыши-цветки звенят, как колокольчики, если только сумеешь привязать к ним нужную веревочку.

Мирьям с замиранием сердца поглаживала отделанные золотом края юбки Дюймовочки и испугалась, когда это напомнило ей спрятанные в земле под кустом в железной банке американское платье и значок с изображением Ленина. Ей просто повезло, что не было больших праздников и мама не вспоминала про это розовое принцессино платье. Ну просто счастье!

Девочка не осмелилась тут же выкопать свое богатство: ведь кто знает, какие еще напасти наряду с судебным исполнителем могут постучаться к ним в двери.

Мирьям читала о прекрасном принце в бархатном костюмчике, о том, как он прилетел верхом на майском жуке к Дюймовочке, чтобы веки вечные жить в счастье и согласии. Конец сказки заставил Мирьям усомниться в написанном. Неужели и впрямь на веки вечные и в согласии? Разве у них тогда детей не будет или горе их минует? Во дворе нет-нет да и скажут: во, глядите, опять у того или этого нет работы, а тут еще крест на шее — дети… Выходит, что это и про них с Лоори говорится, у них тоже отец без работы, а детей надо кормить. Одно время Мирьям задумала было меньше есть, но такая попытка помочь семье, кроме неприятностей, ничего не дала.

И все равно эти вчерашние мысли не могли навеять такой страшный сон.

Будто в предвечерних сумерках во дворе неподвижно стояла бабушка, большая и черная, уставив руки в бока. А Мирьям все ходила вокруг, смотрела снизу вверх из- под налезавшей на глаза челки и не верила, что это все же бабушка. Девочке хотелось подергать бабушку за подол, чтобы освободить ее от этой страшной окаменелости, но Мирьям не смела или не могла поднять руки (не иначе, паршивка Лоори опять отлежала ей руку!). Вдруг бабушка заговорила, и Мирьям узнала голос, хотя понять ничего не поняла. Ни одного слова, потому что говорила она вовсе не по-эстонски, это было какое-то бормотание пополам с шипением. Словно у бабушки разом выпали все зубы. Бабушка вздела глаза кверху, и Мирьям тоже посмотрела туда. О боже, страсть какая! Из трубы к небу поднимался столб огня и летели искры! Тогда бабушка сняла правую руку с бедра и подтолкнула испуганную внучку. Мирьям поняла, что ей надо лезть на крышу и тушить пожар. И она пошла, всхлипывая и дрожа, ступала по бесконечным каменным ступеням, все вверх, все туда, где оглушающе гудело пламя. По отвесной железной лестнице, что вела на чердак, Мирьям влезла с удивительной для себя легкостью и выбралась через слуховое окно на железную крышу. Удерживая равновесие, она пошатывалась на скользкой поверхности, затем поползла на четвереньках к трубе. Руки скользили по жести, рдевшей от заходящего солнца и огня, и ноги не находили упора. Мирьям заскользила на животе вниз, пока не уперлась ногами в водосточный желоб. Когда она осмелилась снова открыть глаза, то увидела мужчин, которые гурьбой спокойно стояли на краю крыши и длиннющими ножницами срезали верхушки деревьев. Мирьям что было сил закричала:

— Это дедушка сажал деревья!..

И жестяная крыша звонко повторила, будто стала она союзницей девочки:

— Это дедушка сажал деревья!..

Но мужики и внимания не обратили. Хрясть — и макушка долой, хрясть — и другой нет. И странное дело — огонь начал спадать, а затем потух. При свете звезд крыша казалась посеребренной. Мужики исчезли. Хотя нет, кто-то остался. Опираясь на трубу, стоял дядя Рууди и звал племянницу мягким, переливчатым голосом:

— Поди сюда!

Он протягивал руку, но до Мирьям она никак не доставала. Девочка тоже потянулась, и все равно между ними оставалось еще слишком большое пространство, чтобы можно было ухватиться. Тогда дядя Рууди скривил лицо, и рука его вдруг начала расти, расти, пока Мирьям не вцепилась обеими ручонками в большущие дядины пальцы.

P-раз! Сильный рывок, и Мирьям очутилась возле слухового окна.

Рууди исчез.

Мирьям посмотрела в люк и увидела внизу светящуюся синеватую прихожую.

— Я боюсь в колодец! — вслух громко подумала Мирьям.

— Ты обязана сделать это, обязана… — неслись в ответ голоса.

Мирьям уперлась руками в края люка и повисла. Ноги болтались в пустоте и никак не дотягивались до невероятно тоненькой железной перекладинки. Руки устали, пальцы ослабли. И Мирьям бухнулась на первую перекладину отвесной чердачной лестницы.

— Ха-ха-ха!.. — грохотали довольные голоса.