Эмэ Бээкман - Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка [Романы]

— Кусти! — вздохнула Випси. Он ушел с мызы, когда цвели анемоны. Сказал, что пойдет в Вигалаский бор и там, в лесной глуши, где водятся медведи, построит дом. Велел мне приходить, когда зацветет мох. Сказал, что сделает в доме только одну дверь, чтобы никто без ведома не приходил и не мешал. Зато пообещал прорубить в стенке два окна — одно для дня, другое — для ночи. Кусти сказал: «Приходи, Випси, когда зацветет мох, законопатим избу, утеплим потолок».

— Когда же ты думаешь идти? — спросила Бенита и невольно улыбнулась: «И Випси собирается в далекий путь!»

— Я уже ходила, — кивнула Випси. От воспоминаний о Вигаласком медвежьем боре Випси растрогалась. Кусти, цветущий мох, окна для дня и ночи — все это стоило того, чтобы немного пустить слезу.

— Я шла, шла, пока не дошла до перекрестка. Сняла с руки варежку и положила на ветку, надо, думаю, дорогу обозначить. Сердце словно чуяло, что придется возвращаться. Ходила искала, да так и не нашла ни бора, ни хижины, ни Кусти. Повернулась и побрела обратно, хлеб-то у меня кончился, да и плодов на деревьях еще не было. Вдруг вижу — стою я около кровати старухи Трехдюймовки, а варежки-то и нет. Откуда мне было знать, что этих перекрестков так много, — удивленно закончила Випси.

— А может быть, мох еще не зацвел? — пробормотала Бенита.

— Вот и я надеюсь, — вздохнула Випси, — вдруг Кусти найдет мою варежку.

Випси снова натянула варежку на руку. Бенита успела заметить, что рука, которая была в варежке, намного светлее той, что была голой.

— Наши лошади! — вдруг вся преобразившись, радостно воскликнула Випси и бросилась бежать.

Бенита сперва подумала, что полоумной старухе опять что-то втемяшилось в голову, но затем она и сама увидела табун лошадей. Неизвестно отчего, ноги у нее вдруг стали как деревянные.

Вначале Бенита не поняла, почему этих лошадей гонят прямо через рихваские клевера, но, поднеся руку к глазам и внимательно присмотревшись, она поняла, что лошади идут сами по себе и что ни конюхов, ни всадников с ними нет.

Випси стояла за капустным полем на обочине канавы и махала лошадям сорванной с головы шалью. Возгласы полоумной донеслись до Бениты. Старуха начала быстро-быстро бегать кругами.

Вдруг Бенита заметила, что Випси мчится к ясеню, что рос на краю поля.

Ну конечно же старуху напугал грохот копыт приближающихся лошадей. Внезапно ноги Бениты снова обрели легкость, и она побежала к проволочной ограде, преградившей путь несущимся лошадям. Прежде чем хозяйка успела достигнуть цели, один из коней, видимо решив, что заграждение, сделанное для скота, для него не препятствие, с разбегу перескочил через колючую проволоку. Вытянув красивую шею, жеребец призывно заржал.

Бенита помчалась что было духу, боясь, что тяжелые рабочие лошади последуют за легкомысленным чалым и покалечат себя. Бенита помнила, сколько было забот, когда, спасаясь от овода, одна из коров разорвала себе о проволоку вымя.

Випси, снова осмелев, улыбаясь вышла из-за ствола ясеня; выражение лица у нее было хитрое, словно у ребенка, играющего в прятки.

— Кыш, кыш! — кричала на бегу лошадям Бенита. Ей хотелось привлечь к себе внимание, чтобы вырвавшиеся на свободу лошади не последовали наобум за своим вожаком.

Сейчас надо было действовать умело.

Бенита, сдерживая прерывистое дыхание, осторожно пошла вдоль ограды, у которой толпились лошади, стараясь не порвать о проволоку платье, и достигла лаза. Лошади вытянули шеи и повернули головы, с интересом наблюдая за движениями Бениты. Один любопытный вороной, протиснувшись вперед, пошел следом за Бенитой. Лошадь мотала своей черной мордой, губами норовя схватить Бениту за плечо и шумно дыша ей в ухо. Даже чалый соблаговолил подойти к лазу поближе. Встряхнув гривой и фыркнув, он снова заржал.

Бенита откинула в сторону нижнее прясло, закрывавшее лаз, затем взялась за верхнее, но, выскользнув у нее из рук, оно со стуком упало на нижнее, и тогда весь табун, теснясь и толкаясь, устремился на дорогу, по которой гоняли скот.

Бенита пошарила в карманах, они были пусты. Хорошо бы заманить сюда чалого, табун пойдет за своим вожаком, и тогда легче будет отогнать их через лесное пастбище к пойме. Пусть попасутся там на отаве, пока за ними не придут.

Спутник цыганки, хозяйский сын из-под Раквере, стоял на выгоне под березами и, прикрыв рукой глаза, смотрел на лошадей. Стук копыт и лошадиное ржание отвлекли его внимание от девчонки. Да и какой крестьянин не интересуется лошадьми?

— Иди, поможешь! — крикнула ему Бенита.

Випси стояла, прислонившись к столбику лаза, и хихикала.

— Встань посреди дороги и разведи руки. Гляди, чтобы лошади не повернули к дому, — скомандовала Бенита, напрягая голос, чтобы перекричать отдувающихся и фыркающих лошадей.

Пока хозяйский сын из-под Раквере бежал к Бените, она отогнала лошадей от лаза, чтобы они снова не рассеялись по полю. Ей необходимо было, чтобы табун сосредоточился в одном определенном месте, не хватало того, чтобы лошади стали повсюду мять и топтать траву.

— Ступай вперед, открой лаз и загони мою скотину в угол, — крикнула парню Бенита.

Толстый парень сделал, что смог. Сломав длинный ивовый прут, он отогнал рихваскую скотину в самый дальний угол пастбища. Затем он помахал Бените рукой в знак того, что все сделано.

Бенита стала гнать лошадей к пастбищу. Випси, подпрыгивая, бежала за ней и хлопала в ладоши. Красивой трусцой длинногривые животные устремились к лазу, который вел на пастбище. Бенита не слишком подгоняла их, лошади чужие, поди знай, иная может испугаться и понести, тем более что по своему составу табун был весьма пестрым. Здесь были верховые лошади, возможно, было сколько-то и рысаков.

Бросались в глаза и годовалые жеребята и старые клячи, были среди лошадей и увечные. Вероятно, этот табун прибежал с мызы, из немецкого полевого госпиталя. Недаром Випси утверждала: «Наши лошади».

Один конь, в белых чулках, потрусил туда, где паслись рихваские коровы; сгрудившись в углу пастбища, они с любопытством разглядывали незваных гостей. Однако парень, хлестнув озорника, быстро вправил ему мозги — конь захрапел и помчался к елям. Его белые ноги, казавшиеся под темным туловищем, неправдоподобно гибкими, мелькали меж низких ветвей, словно показывая дорогу остальным. Чалый, не желавший уступать своей руководящей позиции, галопом промчался мимо «белых чулок» и заржал.

Когда наконец все лошади были водворены на пастбище и прясла задвинуты, Бенита почувствовала, что здорово устала. Хозяйский сын из-под Раквере тоже тяжело дышал, лицо его побагровело, на белых щеточках бровей сверкали капельки пота.

— Эти немецкие доктора щупали лошадей голыми руками, — на обратном пути стала рассказывать Випси. — Немец ощупывал поганое животное! Голыми руками, — повторила Випси. — Зато животные поправились. Ученые люди, а не побрезгали щупать животных голыми руками! — не переставала удивляться Випси.