Эмэ Бээкман - Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка [Романы]

Отца, громко смеющегося, Бенита вообще не помнила.

Они долго стояли там, мешая людям, сновавшим на кладбищенской дороге, так долго, что Бенита успела за это время пережить самые противоречивые чувства: ей было стыдно за убогий шейный платок отца, ее злила его приниженность и в то же время всю ее затопляла огромная жалость к нему.

Здесь, на этой кладбищенской дороге, ей стало вдруг невыносимо больно за отца. Ей показалось, что отец как-то глупо прожил свою жизнь, давно потерял всякую надежду на что-то лучшее и теперь старался прийтись по нраву сопляку Йоссю, потому что вдруг…

Бенита поняла, что отцу один-единственный раз в жизни дается возможность принять участие в большой игре и что в этой игре решающая роль отводилась его образованной дочери.

Жалость вызывала тошноту, однако Бенита громко смеялась. Она старалась рассмешить и отца. Сколько раз она пыталась помочь отцу стать самостоятельным человеком, независимой личностью. Но и тот смешок, который ей удалось сейчас вызвать, был слишком ничтожной и запоздалой силой, чтобы заставить подобострастно стоявшего отца распрямить спину.

Бенита смеялась, как пьяная, однако на ее глаза то и дело навертывались слезы.

Потом они с Йоссем пошли дальше. Неприятный привкус во рту не исчезал, и Бенита зарылась носом в пионы, издававшие сладковато-приторный запах.

— Жаль только, что поздно, — после долгого молчания произнесла Бенита.

— Да, вскоре и к нам пришла война, — кивнул Каарел. — Нашего брата мужика только и делали, что обирали — то один, то другой, все кому не лень. Теперь в довершение всего — беженцы.

— Да что там, пусть.

Каарел облизнул губы, но ничего не сказал.

— Рихва могла бы стать образцовым хутором, если б положить на нее все силы, — помолчав, веско произнес Каарел.

— Людей нет, — ответила Бенита.

— Это верно, вдвоем нам с тобой, пожалуй, не осилить, — с ударением сказал отец.

— Да я не об этом, — пробормотала Бенита.

— А о чем же?

— Вот привела лошадь, — показала Бенита на выгон, где две кобылы — та, что сбежала из лазарета, и жеребая парня из-под Раквере — щипали под березами росистую траву. — Запряжем, кинем узлы. Все уходят, а что нас держит здесь?

— А как же земля, дом, пашни? — с неподдельным ужасом произнес Каарел.

— Я пошутила, отец, — извиняющимся тоном сказала Бенита.

У Каарела начало подергиваться веко, и Бените стало невмоготу смотреть на отца.

— Зубами и руками надо держаться за то, что добыто таким трудом, — наставительно добавил Каарел.

— Стоит ли? — пробормотала Бенита.

— Нет, в самом деле, человек глуп, что правда, то правда, — вздохнул Каарел. — Не ценит того, что прочно держит в руках.

Хозяйский сын из-под Раквере брел вдоль речного берега туда, где сквозь туман едва заметно желтело атласное одеяло. Словно по невидимой веревке парень все время шагал взад-вперед.

— Все изменяется, — сказала Бенита, — пока наконец не поймешь, что ничего не надо.

Когда, служа в Рихве, Бенита забеременела от Йосся, ей захотелось как можно скорее пойти с ним под венец. То ли Йоссь был мягок по натуре, то ли еще не совсем остыл к Бените, во всяком случае он быстро сдался. Само собой разумеется, что Йоссь в ту пору часто отпускал старые, как мир, мужские шуточки, вроде того, почем-де я знаю, кто еще приходил к тебе в клеть, и все такое прочее. Стародавней ситуации, что девчонка от хозяина — «того», сопутствовало столь же стародавнее препятствие — будущая свекровь, которая надеялась заполучить для сына жену получше, то есть побогаче. За два месяца, пока между невестой и матерью шла борьба, Йоссь сильно исхудал. Он склонялся то на сторону своей матери, Минны, то на сторону Бениты. В конце концов Бените удалось внушить Йоссю спасительную мысль, после чего он объявил матери, что если она не допустит его брака с Бенитой, он добровольно уйдет на войну. Минна плакала, однако согласие дала. Свадьбу сыграли — пусть лучше нежится в объятиях безнравственной жены, чем станет пушечным мясом на поле брани.

Позднее, когда в доме разыгралась первая ссора, Йоссь угрожал Бените тем же.

Когда родился Роберт, вся деревня смеялась, дескать, у рихваских молодых все не как у людей.

Свадьба была шумной и продолжалась три дня. На рассвете первой брачной ночи, когда молодожены отправились в амбар отдохнуть, у гостей еще оставалось достаточно запала, чтобы подшутить над Бенитой и Йоссем.

Эльмар набрал полный опрыскиватель воды, кликнул остальных балагуров, и они прокрались в амбар. Всю воду, вонявшую каким-то ядовитым веществом, выпустили на спящих молодоженов. Компания загоготала. Звонче всех, перекрывая остальные голоса, смеялась сылмеская Элла. Бенита и Йоссь вскочили, что-то липкое и грязное капало с них. У Бениты бешено заколотилось сердце, оно готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. С вечера она чувствовала себя плохо, свадебные блюда не нравились ей, а застольные поцелуи Йосся, от которого разило водкой, едва можно было вынести.

На следующий день щипало глаза, но делать было нечего. Выспавшиеся дежурные пьяницы снова заняли свои места за столом, и веселье пошло полным ходом.

— И куда только запропастилась эта девчонка? — прервал Каарел раздумья Бениты. Хозяйский сын из-под Раквере все еще бродил по сенокосу.

Туман стал плотнее. Солнце зашло, кусты от упавшей на них тени словно раздались вширь.

— Как в воду канула, — вяло заметила Бенита.

Захваченная с поймы серая кобыла вышла из-под березы и, подойдя к Бените и Каарелу, фыркнула.

— Ей хочется размяться, — оживилась Бенита.

Она оставила отца у лаза и побежала в амбар за седлом. Бенита не заметила женщин, стайкой сгрудившихся у колодца и о чем-то оживленно беседовавших. Их дети носились по двору, и Бенита чуть не сшибла какого-то мальчишку, задев его седлом.

Каарел с батрацкой услужливостью помог Бените оседлать лошадь.

Бенита галопом промчалась мимо риги. Хозяйке Рихвы никого не хотелось сейчас видеть — ни Рикса, ни Парабеллума, а еще меньше человека, который вез с собой доски для гроба. Да и всех остальных тоже, тех, чьи лица она не успела запомнить, и тех, кто прибыл позже.

Бенита неслась к мосту. Пыль, поднимавшаяся из-под копыт, окрашивала туман над дорогой в белесый цвет. За мостом Бенита свернула прямо к рябине, ей казалось, что так она быстрее доберется до Лаурисоо — неважно, что почва здесь топкая и копыта лошади глубоко увязают в земле.

озяйка Рихвы привязала лошадь к березе у крыльца лаурисооского дома и по шатким ступенькам поднялась наверх. Она угодила как раз к ужину — за столом сидели три женщины, перед ними дымилась коричневая глиняная миска с мясом и лежала гора нарезанного хлеба. Бенита невольно усмехнулась. В деревне рассказывали чудеса о прекрасном аппетите Линды из Лаурисоо. Что ж, могучее тело Линды требовало солидной заправки. Особенно много ела Линда, когда бывала больна. В таких случаях она непрерывно жевала, оправдываясь тем, что когда нет здоровья, надо запихивать в себя как можно больше всякой еды. Про сестру Кустаса, чахоточную Роози, Линда обычно говорила, что у той кишки разъедены самогоном и поэтому она может лопать сколько душе угодно — все равно ничего не задержится и толку не будет.