Эмэ Бээкман - Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка [Романы]

Вот и сейчас, держа в руке косточку от бараньей грудинки, Роози усердно обгладывала ее. Разумеется, Роози ни в какое сравнение с Линдой не шла. Она была худощавой, плоская грудь ее висела, а веснушчатые щеки, несмотря на то что рот был набит, казались дряблыми и впалыми.

Женщины любезно ответили на приветствие Бениты.

Старуха своим тоненьким голоском пригласила к столу и гостью.

Бенита присела на краешек скамейки. Скамейка, накренилась — ножки плохо держались в гнездах, — и старуха, понуро сидевшая на другом конце, чуть было не потеряла равновесие и не выронила кусок мяса на радость коту, подстерегавшему лакомство.

— Ты уж извини, не можем предложить тебе места получше, — прогнусавила Линда и тыльной стороной руки отерла с лица жир. — Роози своей тощей задницей все сиденья на стульях изодрала. — Линда показала рукой на темный угол кухни, где стояли испорченные стулья, плетеные сиденья которых представляли собой одни лохмотья.

Каждый раз, когда Бенита бывала здесь после того, как обосновалась в Рихве, Линда рассказывала одну и ту же историю про стулья и про задницу Роози. Уже давно никто не смеялся шуткам Линды, да и ей самой надоело скалить зубы, рассказывая свои истории.

— Угощайся, — предложила Линда Бените.

Бенита двумя пальцами взяла торчавшую из миски косточку и принялась обгладывать ее.

— Славный человек этот коновал, велел зарезать овец, — радостно произнесла Линда. — У меня нашлось для него всего шесть яичек, надо было сунуть ему и маслица. Но масло я в начале прошлой недели отнесла койгискому Арведу. Много ли насобираешь сметаны от двух коров. Вчера вечером отвела Арведу и овцу. Теперь Кустас может спокойно сидеть в своем лесу, Арведу надолго вперед уплачено.

— Зря отвела, — сказала Бенита. — В Рихве полно беженцев, вот-вот подойдут русские. Может, уже завтра вывесят новые флаги, и у Арведа не хватит времени передать мужчин немцам.

— Ведь вот как быстро стали воевать. Прошлой осенью немцы были еще в глубине России. Кустас рассказывал. — Линда от удивления так и осталась сидеть с раскрытым ртом. Сказав затем «ах», она поджала губы и нацелилась взглядом на новый кусок мяса. — Может, до завтра еще и не успеют прийти. На войне тоже соблюдают время еды, — добавила она.

— Я предлагала койгискому Арведу самогон, — ввернула Роози, — а он сказал, что больше не хочет. У него будто бы появились язвы в желудке от моего самогона. Теперь барин ест только масло и мед.

— Роози, мне нужен самогон. — Бенита перевела разговор в деловое русло.

— Ты что, как и Элла, стала мужиков спаивать? — хихикнула Роози. — Оно конечно, удержать мужчин при себе дело трудное, — рассуждала она. — Кому подавай сладкое, а кто опять же хочет горького.

Бените вспомнилось, как муж Линды, Кустас, валялся в сарае, раскинув руки и позабыв застегнуть ширинку.

— Много ли тебе надо? — через некоторое время спросила Роози и украдкой посмотрела в сторону двери, ища глазами узел, которого, увы, там не оказалось.

— Пуд, — мрачно ответила Бенита.

— Спаси и сохрани! — воскликнула Роози. — Неужто твой сын собирается жениться?

— У парня полная комната невест, — шуткой на шутку ответила Бенита.

— Ты смотри, Роози, всего, что припасено, не отдавай, — протянула старуха и с любопытством посмотрела из-под платка на Бениту. — Не ровен час, смерть придет, трезвый-то кто захочет старуху в гроб класть?

— А что, если за «лесной шум» я захочу услышать золотой звон? — Роози скорчила хитрое лицо, и на ее щеках, пока она ждала ответа Бениты, выступил румянец.

Бенита сорвала с пальца обручальное кольцо и положила его перед Роози на стол.

— Достаточно?

Три лаурисооские женщины тут же забыли о мясе и, склонившись над столом, стали разглядывать золотое колечко. Из почтения к золоту Линда смахнула со стола кости и хлебные крошки.

После того как прибывший из поселка пастор сочетал в большой горнице рихваского дома молодую пару и надел на их пальцы кольца, Бенита ни разу не снимала с руки этой эмблемы брака. В начале оба они не могли привыкнуть ни к браку, ни к обручальному кольцу, а позже, за какую бы работу Бенита ни бралась, она уже не обращала внимания на золотой ободок вокруг ее пальца, точно так же, как и Йоссь стал для нее своим, словно существовал всегда.

Бенита взглянула на свою правую руку — на том месте, где было кольцо, осталась светлая бороздка.

Однажды оса ужалила Бените палец, он распух, и кольцо стало жать. Даже Йоссь был озабочен ее рукой и советовал распилить кольцо, чтобы не застаивалась кровь. Но Бенита была непреклонна, мысль распилить кольцо казалась ей чудовищной. Чего только Бенита не делала — смазывала палец мазью, ставила компрессы, пока опухоль не спала и рука поправилась.

— Роози думает, что за золото вернет себе здоровье, — сказала Линда, вертя Бенитино кольцо в своих коротких пальцах. — Пустое это. Дед Кустаса в пятнадцать лет заболел, шестьдесят пять лет кашлял и плевался то мокротой, то кровью, пока не умер. Никто на этом свете не заживается. Но дед Кустаса умер вовсе не от чахотки, он пьяным съехал с моста в реку. Вода была уже холодной, это случилось как раз незадолго до рождества.

— Ты, Роози, смерти не бойся, — пропищала старуха. — Смерти надо ждать, как жениха, который в царствии небесном поведет тебя под венец.

Роози лишь улыбнулась и примерила Бенитино кольцо на все пальцы. Она, кажется, и не слышала, что говорили о ее здоровье и сколько лет жизни ей предсказывали. Золото приковало взгляд Роози, ее дряблые веснушчатые щеки снова порозовели, мысли витали где-то далеко.

— Поеду в город, лягу в больницу. Ничего делать не стану, буду себе валяться между белых простыней. Еду будут в постель подавать, всякие там ложки, вилки и ножи из чистого серебра, — размечталась Роози. — Не придется больше мерзнуть в лесу и ждать, пока по капельке насобирается самогон.

— Ты думаешь, — повернулась Линда к Бените, — я зря отдала овцу койгискому Арведу?

Бенита кивнула. Она следила за Роози, которая все еще играла с кольцом и только отнимала время у хозяйки Рихвы.

— Вот придут русские, — не могла успокоиться Линда, — и тоже захотят взять мужиков в армию.

— А при чем тут койгиский Арвед?

— При том, что опять сумеет стать главным. Будет держать язык за зубами, ежели мужики решат и дальше скрываться.

— Так ты думаешь, что овца свое дело сделала?

— Да, — кивнула Линда. — На душе все же спокойнее, когда муж под боком у дома прячется. Тихий, славный человек этот мой Кустас.

У Линды навернулись на глаза слезы. Чтобы успокоить свои нервы, она взяла ломоть хлеба и положила на него почти остывший кусок мяса.

— А может, Кустасу и ни к чему бояться русских? — предположила Линда, прожевав то, что было у нее во рту. — Прошлым летом он дал какому-то русскому одежду. Тот бежал из плена в исподнем. Правда, койгиский Арвед все-таки поймал этого русского и снова упрятал в тюрьму. Но Кустас все же сделал доброе дело для русской власти.