Геннадий Горячий - К вопросу о пришельцах [Юмористические рассказы]

— Правда, здесь хорошо? — скинула Лена кроссовки. — Я всегда так рвусь сюда, — присела она на крыльцо.

— Хорошо, — негромко согласился Борька и с облегчением сбросил с плеч рюкзак.

— Да, — подтвердил и я, растянувшись на мягком, душистом травяном ковре. — Блаженство!

— Это потом, мальчики. Отдыхать и валяться будем потом, — энергично встала Лена. — Видите ли, мой папа считает, что дача — это отдых от гиподинамии. На даче каждый человек должен обязательно хорошо потрудиться физически. Папа не любит уклоняющихся. А мне так хочется, чтобы вы ему понравились, мальчики! Поэтому, пока я буду готовить пищу, вы распилите вон то бревно, — указала она на солидный ствол. — Пила, мальчики, в сарае.

— Ну и папочка! — недовольно пробурчал я, медленно переставляя ноги в сторону сарая.

Борька молча плелся следом.

— Начнем, что ли? — поставил я пилу на ствол, намереваясь отпилить метра полтора сразу.

— Мальчики! — распахнулось окно в доме. — Отпиливайте примерно по полметра, чтобы свободно в печку влезало.

Мы двинулись ближе к краю.

Нам удалось без особых усилий сделать только два движения: ширк-ширк. Третье пила почему-то делала уже с трудом, на четвертом полотно дугообразно вздыбилось и протяжно застонало.

— Ты что, никогда пилы в руках не держал? — прикрикнул я на Борьку.

— Нет, — признался он.

— И я тоже, — после паузы сказал я, с большим напряжением перетягивая полотно на свою сторону.

— Собрались пильщики, — невесело усмехнулся Борька и с такой силой рванул на себя ручку пилы, с какой, наверное, штангист отрывает штангу от помоста. Потом настала моя очередь тянуть на себя…

Мне показалось, что распил бревна продолжался не одни сутки. И даже когда Лена позвала обедать — а это совпало с окончанием работы, — у нас не хватило сил обрадоваться.

— Дачный обычай, — сообщила Лена. — Кто впервые приезжает на дачу, кушает за торжественным столом.

Она подвела нас к большому плоскому камню-валуну. «Стол» был накрыт, и вокруг него властвовал дурманящий запах пищи.

Борька настолько сроднился с пилой, что зачем-то приволок ее к камню и положил возле себя.

Вид у нас, надо полагать, был совершенно убитый, если Лена, взглянув, забеспокоилась:

— Мальчики, вам нехорошо? Что с вами?

Ответить мы ничего не смогли, а только посмотрели друг на друга потускневшими глазами и принялись за еду.

— Ой! — вскинула Лена руки к лицу, когда обратила внимание на пилу. — Мальчики! — почти шепотом сказала она. — Милые вы мои мальчики! Вы же не ту пилу взяли— надо было другую, которая справа висит. Эту пилу папа в пилоточку понесет — она совершенно тупая!

У меня кусок в горле остановился от таких слов. Борька поперхнулся. Несколько секунд мы сидели словно очумевшие, молча уставившись в тарелки.

До конца обеда Лена не переставала удивляться и жалеть нас.

— Вы знаете, мальчики, что лучше всего снимает усталость? Баня! Сегодня же вы убедитесь в этом. Пока отдохните, — убирала она с камня-стола посуду, — а потом наносите воды в баню, ладно? Родители приедут поздно вечером, они не успеют. Правда, насос у нас вышел из строя и воду мы носим из ламбушки, но это недалеко, — успокоила нас Лена.

До воды действительно было не очень далеко, но путь к озерку — крутой, скалистый.

— В бане у нас всего два чана по триста литров, — продолжала хозяйка дачи. Вода достаточно быстро нагревается, так что вам не слишком много надо колоть дров.

Мы бесчувственно взирали с Борькой то на ламбу, то на баню, то на Лену, а потом, не сговариваясь, поднялись и медленно, а затем все быстрее и быстрее зашагали прочь от дачи.

— Мальчики! Вы куда? — услышали мы вслед. — Вам что, отдыхать надоело? Тогда идите не по дороге, а по тропинке. Так до деревни ближе.

Нам было уже все равно. Мы твердо знали одно: там, куда мы идем, нет дачи!

На значительном уже расстоянии от дачного поселка Борька неожиданно остановился:

— У меня там рюкзак остался, — удрученно проговорил он.

— А-а, — махнул я рукой. — Как знаешь!

И целеустремленно продолжил свой путь.

…Уже несколько лет Борька и Лена женаты. Говорят, они все свободное время проводят на даче.

Многоуважаемый товарищ Кошельков!

Я ознакомился с Вашими работами, помещенными на 26, 29, 33 и 35-й страницах «Книги».

Ну что же, скрывать не стану, скажу Вам прямо — Ваши вещи производят впечатление, что уже само по себе немало.

Кроме того, в них есть явные творческие находки, на которых мне хотелось бы остановиться подробнее.

В первую очередь обращает внимание Ваше знание жизни. В жизни Вы не новичок, нет! Именно такой человек мог написать: «В девятнадцатом веке ничего подобного…» (стр. 29), или: «Когда я пришел в одиннадцатый раз на первую примерку…» (стр. 33), или: «А ведь когда-то пуговицы пришивались крепко…» (стр. 26).

Нельзя не отметить и Вашей острой наблюдательности, Вашего зоркого и строгого взгляда на происходящее. У Вас есть строки: «Такое я видел только на свалке…» (стр. 26), «В глазах от увиденного потемнело…» (стр. 29), «По-моему мнению, творящееся не лезет…» и т. д. Все это зримо, достоверно и объемно!

А как ярко в Ваших творениях блистают словесные жемчужины! Это истинные шедевры! К примеру, такие: «Вынесли ретро-мешок» (стр. 35), «…появляется нахально-бракодельная физиономия» (стр. 33)… Разумеется, это далеко не все то положительное, что несут в себе Ваши работы.

Вы щедро наделены поэтическим даром и необыкновенным чувством времени. Да, да, не удивляйтесь! Поначалу я сам был поражен этим маленьким открытием, но затем понял, что это естественно для вашей возвышенной натуры. На странице 29 Вы написали: «Возмущен до предела», а на странице 33: «Он не переделал». Чувствуете рифму? И я чувствую! «Космические сроки исполнения заказа» и «Со сверхзвуковой скоростью влетела» (стр. 35) — это ли не веяние времени, это ли не современность?

Но наряду с отмеченными достоинствами Ваши работы не лишены и недостатков. Вернее, недостатка. Это некоторая узость в оценке событий. Виновником всех бед Вы видите закройщика Колодяжного X. А. Но так ли на самом деле? Разве Колодяжный один виноват в испорченном костюме? Конечно же нет. А если быть точнее, он-то как раз меньше всех виноват. Согласитесь, что скорее всего плохо сшитый костюм может лежать на совести поставщиков, смежников, субподрядчиков, железнодорожников, слесарей-ремонтников — да мало ли еще кого.

В конце концов, могут быть повинны биоритмы, но не швейники лично!

Из всего вышеизложенного убедительно советую Вам, глубокоуважаемый товарищ Кошельков, переключиться с прозы быта на поэзию. Я твердо убежден, что добиться неплохих результатов в этой области (судя по Вашему феноменальному упорству в написании жалоб в «Книге жалоб») Вы сумеете!