Борис Полевой - Человек человеку - друг

Заработок! Теперь, когда ниже восьмисот рублей он у Валентины не опускается и большую часть заработанных денег она посылает матери, та живёт, горя не зная. И вдруг опять тоскливо защемило сердце: «А ведь ухнет заработок!.. Ну5 сама ничего, перебьюсь, а мама? Что она подумает, ведь они уже там привыкли к настоящей жизни. Но надолго ли заработок упадёт: ну, на месяц, два, ну, на полгода… Нелегко, конечно, будет этих «горюнов» организовать, победить в них чувство обиды или даже злость, которая так нехорошо проявилась при разговоре у фонтанчика… И оборудование запущено. Когда ещё его приведут в порядок, когда кончатся всяческие неполадки? Их ещё и выявлять надо. Да, пожалуй, всё-таки лучше в чужие дела не ввязываться…»

Все эти мысли проносились в голове, сталкивались, перемешивались, опережая одна другую. Но, по мере того как молодая прядильщица вела этот внутренний спор с самой собой, ей всё больше и больше становилось ясно, что не будет ей покоя, пока она не придёт на помощь девушкам из бригады Людмилы Шибаловой. К концу смены эта борьба её просто измучила. И, когда вечером она встретилась со своим другом, она только об этом и могла говорить.

- Ой, что и делать? Не знаю, как поступить!

В ту пору она вместе с подружкой снимала крохотную комнату в домике на окраине у стариков пенсионеров. Хозяева были строгие. Пуская жиличек, они заранее договорились, что «кавалеров» девушки к себе водить не будут. К «кавалерам» относилось любое лицо мужского пола. Поэтому со своим другом, который в товарищеском кругу уже представлялся как её жених и который уже не первый год проходил у неё, так сказать, кандидатский стаж, они и на этот раз увиделись под синим морозным небом.

- Ну, скажи, как мне поступить? Эта Людка мне так и бросила: «Чем учить, стань да поработай!..» И ведь это верно: чувствую, что должна я помочь им, ведь о коммунизме-то не только разговор на собрании ведём.

Он грел её озябшие руки в своих ладонях, дышал на них.

- Лишнее-то на себя, Валюша, всё же не наваливай. Ведь если и хорошую машину перегрузить, рессоры лопнут… О себе подумай.

- Так ты, что же, не советуешь?

Холодная луна светила на них. Заиндевевший, сверкающий синеватым сиянием тополь подложил им под ноги угольно-чёрную тень. Колюче искрился снег. От холода треснул чей-тo забор, и резкий этот звук разнёсся по пустынной улице.

- Ну, а вот, скажем, так: торопишься ты куда-нибудь с грузом. Вот такой же морозище, как сейчас, а на дороге какой-то незнакомый шофёр возле поломавшейся машины руку поднимает, помощи просит. Ты что же, мимо проедешь?

Жених Валентины работал шофёром. Простой этот пример, неожиданно пришедший ей в голову, как-то всё сразу прояснил.

- Ну, Валюша, если у тебя решено, поступай как знаешь. - И только попросил: - Себя-то, себя береги…

Заглянув в перерыв в кабинет своего старого друга, начальника цеха Смирнова, Валентина, уже заручившись поддержкой секретаря партийного бюро, сообщила ему о своём намерении перейти на отстающий комплект. Неожиданное решение Гагановой поражало новизной, риском. Что же это будет, если сейчас, в разгар соревнования, накануне исторического съезда, лучшая бригада смены, на которую теперь люди привыкли равняться, вдруг сорвётся, да и ухнет вниз?

- Нет, нет, там за меня Надюшка Смирнова останется. Девчонка - огонь! Я за неё, как за себя, ручаюсь! - настаивала Валентина.

- А что твои товарки подумают? Им же это какая обида!

- Я их уговорю, честное слово, Анатолий Васильевич, уговорю, они у меня хорошие! Ну, надуются, ну, посердятся, а потом поймут. Они же умницы!..

- Ну, а те, новые? Думаешь, они тебя ласково примут?

Начальнику цеха было жаль смелую девушку. Она выросла у него на глазах. Он гордился ею, как гордился прядильщицей Галиной Сам-буровой, которую недавно избрали депутатом Верховного Совета СССР, как гордился другой своей воспитанницей, планочницей Зоей Даниловой, которая привлекла всеобщее внимание, выдвинув идею комплексной, бригадной передачи лучших приёмов работы… А вдруг риск будет напрасным? Новая затея Валентины необычна, даже странна, с ней как-то трудно освоиться. А вдруг она провалится? Какая рана будет нанесена девушке!

- Ведь они же никогда хорошо не работали, Валя. Ты об этом подумала? Может быть, лучше бригаду эту распустить, и девушки разойдутся по другим комплектам?

Но у Валентины к моменту этого разговора всё уже было обдумано…

Сложно? Да. Риск? Да. Трудно? Конечно. Но какой же коммунист боится трудности? Люба Шевцова из «Молодой гвардии» рисковала головой…

А заработок? Упадёт, разумеется. Ну что ж, есть деньги, отложенные на меховой полусак, о котором она давно мечтала. С саком можно обождать, скоро уже весна, а деньги эти послать матери… Секретарь партбюро Варвара Ивановна, которую на фабрике девушки звали «тётя Варя», учуяла в этом, казалось бы, странном деле зерно чего-то небывалого, нового и слушала весь этот разговор молча. С любовью смотрела она на девушку.

- Молодец, Валя!

Вот тогда-то и поползли по фабрикам слухи о том, что славный девичий командир, оставив своих огневых девчат, ушёл в бригаду самую плохую.

Шли дни…

Старые прядильщицы с сожалением смотрели на то, как «парится» девушка на новом месте. Судачили: зачем ей это? Ради чего она старается? Какая муха укусила?.. Ведь за все сто с лишним лет, что простояли фабрики комбината, не случалось, чтобы кто-нибудь предпочитал плохое хорошему, низкий заработок высокому. И с сожалением приходили к заключению: зазналась девка и чудит.

Так неожиданно закончилась сцена, разыгравшаяся в обеденный перерыв у фонтанчика с питьевой водой.

Не легко и не сразу дошёл до людей смысл того, что произошло.

Из века в век жили люди по горькому, циничному принципу, о котором столько пословиц сложено на всех языках мира: «Своя рубашка ближе к телу», «Мышка и та в свою нору тянет», «Рука-то, она к себе гребёт», «Пальцы внутрь ладони гнутся». Да мало ли их!.. Вот почему такой необыкновенной казалась людям затея Валентины Гагановой. Вот почему и в самой «горе-вой» бригаде, когда начальник цеха Смирнов представлял нового бригадира, появление Валентины не вызвало радости. Девушки молча смотрели на неё, и в их глазах она видела удивление, насторожённость, недоверие.