Абдурахман Абсалямов - Орлята

— Понятно.

— Так вот, на этом участке нам предстоит уточнить систему обороны противника. Говорю «уточнить», потому что многое нам уже известно. Это дело, лейтенант, я поручаю вам. Как стемнеет, вы переправитесь вот на этот островок и весь день будете вести наблюдение. Ночью вернетесь. В помощь возьмете сержанта Прокофьева. Он бывал уже там. Есть ко мне вопросы? Нет, Тогда идите готовьтесь. Желаю успеха.

За дверью землянки его ждал Верещагин.

— Ну? — спросил он коротко.

— Задание.

— Так я и знал. Расстроилась наша вечеринка.

— Организуем еще! — выходя из-за деревьев, весело крикнул Ломидзе. Высокий, красивый, с черными короткими усами и блестящими черными глазами, он остановился в двух шагах, склонив голову чуть набок, радостно улыбаясь. Вся его грудь была в орденах и медалях.

Галим посмотрел на него с восхищением — хорошо воевал моряк! — потом широко раскрыл руки.

— Гога! Друг!

Ломидзе стремительно бросился в его объятья. А Верещагин смотрел, как они, хлопая друг друга руками по спине, целовались, «Ну точно родные братья!»

Когда сумеречный полумрак короткой карельской ночи спустился на землю, Урманов с Прокофьевым были уже на берегу озера. С большими предосторожностями они сошли по обрыву и сели в спрятанную в камышах лодку. Прокофьев оттолкнулся веслом от берега и стал беззвучно грести.

Озеро мутно блестело. Все вокруг было объято глубокой тишиной, какая бывает только около воды. Веял мягкий, прохладный ветер. Изредка за островом потрескивали автоматы.

Доехав до островка, они прислушались. Потом спрятали лодку в камыши и пошли в глубь островка. Они ползли, прислушиваясь к малейшему шороху. Здесь не было вражеских подразделений, но сюда частенько наведывались их разведчики. Поэтому малейшая неосторожность могло погубить все дело.

В лесной чаще было темнее, чем на озере, но краски в небе быстро светлели, короткая ночь шла на убыль.

В желто-зеленых маскировочных халатах, с султанами, сплетенными из мокрой травы и веток и приделанными к кожухам автоматов, разведчики ничем не выделялись из окружающей их лесной зелени. Взобравшись на вершину поросшего мхом холма, они кинжалами вырезали дерн и искусно укрылись одеялами из мха.

У подножия холма блестела река шириной метров в тридцать — сорок. На том берегу — ровная поверхность болота, покрытая рыжеватым мхом, а дальше — высота «Шайтанка». Неизвестно, кто и когда ее так прозвал, но «Шайтанку» знали все.

Высота была покрыта когда-то сосновым бором; сейчас там торчали лишь одинокие, чудом уцелевшие от артиллерийского огня сосны, между которыми стояло несколько одноэтажных домиков. Вокруг домиков было пустынно, ни живой души.

Лишь через несколько часов в этих по виду мертвых домах обозначились слабые признаки жизни.

«4 часа 00 минут. На возвышенности возле сосны со сломанной верхушкой появился офицер высокого роста, ушел в дом с жестяным коньком на крыше», — записал Галим в блокнот.

Движение на «Шайтанке» опять замерло. И сколько Галим ни водил биноклем из стороны в сторону, ничего достойного быть отмеченным в блокноте не происходило. Прошел час, другой. Хотя тяжелая, опасная служба разведчика научила его терпеливости, он в душе даже выругался от скуки.

Наконец, после долгого ожидания, Галим опять записал:

«6 часов 51 минута. К дому с тремя окнами подъехала телега. Два солдата внесли в дом мешок не то с мукой, не то с крупой.

Через некоторе время два финских солдата вышли из дома и уехали».

Галим запомнил, что лошадь была рыжей масти, один из солдат был немного сутулый, а другой прихрамывал.

Прошло еще десять минут. Карандаш Галима задвигался торопливо.

«7 часов 00 минут. На крыльце дома с жестяным коньком показался тот же высокий офицер. Покурил, потом опять вошел в дом».

В девять часов пятнадцать минут все в тот же дом с коньком на крыше вошел среднего роста офицер и за ним — два солдата с термосами. В девять часов двадцать минут два солдата чистили ручной пулемет на дворе того же дома. Галим записал и это.

Разведчики вылезли из-под дерна. Неудержимо хотелось курить, но курить нельзя было: запах табачного дыма разносится далеко.

Разведчики спустились с холма и в густой чащобе подкрепились едой. Потом Урманов решил обследовать западный склон «Шайтанки».

Пройдя метров семьсот, они вышли к скале. Подножие и бока высокой и совершенно голой скалы были завалены крупным галечником, кое-где нависали неизвестно на чем державшиеся огромные камни. Казалось, подует ветерок — и камни покатятся со страшным грохотом.

Вровень с берегами тянулась серебристая лента реки. Разведчики залегли среди камней. На той стороне между высотами «Шайтанка» и «Груша» видна была широкая долина, усеянная мелкими кустами. Кое-где торчали телеграфными столбами высохшие деревья.

Галим принялся изучать желтый склон «Шайтанки». Острый его глаз остановился здесь не случайно. С чего мог пожелтеть этот склон, когда кругом все было зелено? Отбросив маловероятные предположения, Урманов остановился на мысли, что когда-то финны маскировали свои свежие окопы и брустверы траншей зеленым дерном. А дерн, естественно, желтеет быстрее, потому что корни трав отрезаны от питающей их земли.

Урманов наблюдал несколько часов, не отрывая глаз от бинокля. На склоне по-прежнему было мертвенно пусто. Урманов сделал всего лишь одну незначительную запись: «Два песчаных холмика, пять елочек, рядом — три пня…»

Он стал пересчитывать столько раз сосчитанные холмики и чуть не вскрикнул: один холмик куда-то исчез. Тыльной стороной руки Галим вытер лоб и облегченно вздохнул. Теперь все прояснилось: в кочкарнике прячутся либо наблюдатели, либо снайперы врага.

Вскоре сержант засвистел по-соловьиному, и Галим увидел, как из-за кочки змеей выполз финн. Через пять минут на его место подполз другой.

Приближался час подведения итогов всем наблюдениям. «Финны днем не решаются открывать амбразуру дзота. Поэтому наблюдают из-за кочек», — подумал Галим.

Неподтвержденные данные для разведчика ничто.

Галим привстал и пальцем подозвал к себе Прокофьева. Тот спустился к нему, и Галим прошептал:

— Теперь поползем, понаблюдаем за «Шпилькой». Сюда вернемся ночью. А пока нам здесь нечего делать.

Около родничка они поели, поглубже зарыли пустые консервные банки, Прокофьев даже подправил помятую траву. Оглядевшись, пошли дальше.

«Опытный разведчик!» — подумал о Прокофьеве Урманов.

Вскоре они поднимались на нужную высотку.

Галим, приказав Прокофьеву оставаться на месте, сам с кошачьей ловкостью забрался на сосну с густой ветвистой кроной.

Слева и справа блестело озеро, а впереди, за рекой, минаретом уходила ввысь «Шпилька». Подножие горы, как обручами обтянутое рядами колючей проволоки, перерезали зигзагообразные линии траншей, с брустверами, покрытыми желтым мхом. В глубине обороны прилепились на склоне два деревянных дома метрах в ста — ста пятидесяти один от другого. Галим сразу усомнился, что в этих домах могут жить, — уж очень хороший ориентир представляли они для наших артиллеристов, стереть их с лица земли было бы минутным делом.