Абдурахман Абсалямов - Орлята

Майор особо подчеркнул слова «будете нужны», и Галим понял, что за ними скрывается нечто серьезное.

Сидоров с Осадчим вышли.

В медсанбат Урманов ехал верхом. Его сопровождал Гречуха.

По обеим сторонам сплошной стеной тянулся сосновый лес. Далеко на переднем крае то и дело потрескивали пулеметы, и где-то справа ухали орудия.

— Скоро финнам будет жарко, — сказал красноармеец, поглаживая гриву своего чубарого коня.

— Почему?

— Вчера во втором эшелоне я видел много «катюш», а орудиям, танкам, амфибиям и счету нет.

— Ты кому-нибудь рассказывал об этом? — строго спросил Урманов.

— Об этом, товарищ лейтенант, сейчас все бойцы говорят. У всех в помыслах только наступление. На переднем крае пехотинцы роют полные галереи, даже орудия выкатили, чтобы бить прямой наводкой.

Урманов строго предупредил его, чтоб он молчал о том, что видел, и погнал лошадь. Справа блеснуло продолговатое озеро, слева показалась голая высота с обуглившимися деревьями.

— Подъезжаем, — сказал Гречуха.

И действительно, между большими землянками замелькали белые халаты санитаров. Вон из окна выглянула забинтованная голова молодого бойца. Из другой землянки доносится песня: наверно, патефон. Сильно запахло лекарствами.

Только Галим спешился, к нему подбежал санитар:

— Вы лейтенант Урманов?

— Я.

— Прошу за мной.

Передав уздечку Гречухе, Урманов пошел за санитаром. «Мунира прислала», — взволнованно подумал Галим. Вот где они встретятся.

Но Урманова встретила не Мунира, а черноволосый врач с короткими усами.

— Мне насчет вас звонил майор Сидоров, — сказал он. — Будьте добры, разденьтесь. Лиза, помогите больному.

Из другой комнаты вышла совсем молоденькая девушка и стала помогать Галиму снимать гимнастерку.

— А это кто? — спросил Г алии у девушки, когда врач ушел в другую комнату.

— Главный хирург Александр Юрьевич Железняк.

Галим хотел было расспросить, как ему найти Муниру, но в это время раздался голос Александра Юрьевича:

— Прошу сюда.

Операционная была ничуть не хуже, чем в стационарных госпиталях. Осмотрев рану Галима, хирург покачал головой.

— Когда вас ранило?

— Вчера.

— Очень плохо поступили, что не показались сразу.

Требуется немедленная операция. Иначе можете лишиться руки.

Урманов побледнел.

— Это из-за царапины?

— Да, из-за такой пустяковой раны. Вот взгляните: рука начала синеть, а это признак инфекции.

— Долго придется лежать?

— Выздоровеете недели через две.

— Целых две недели! Нет, я и недели не могу здесь оставаться.

— Успокойтесь, лейтенант, не нервничайте. Этим вы можете только навредить себе.

— Режьте, если надо, — сказал Галим с глухим раздражением.

…Из операционной Галим вышел покачиваясь. Через санитара он приказал Гречухе возвращаться в подразделение. Он лежал на кровати с закрытыми глазами, мрачный и злой.

На улице поднялся ветер. Шумели сосны. По небу, наверно, проносились косматые тучи: солнце то скрывалось, то сияло во всю силу. И от этого в землянке то темнело, то светлело…

Урманов забылся.

…Крутая скала, окутанная туманом. Галим с Сидоровым, Верещагиным и кем-то еще на головокружительной высоте. Галим смотрит вниз — земли не видно. Потом они, как птицы, летят по склону горы, а вокруг во мгле ночи свистят пули. Ударяясь о камни, они взбивают облачка пыли.

…По высокой, до колен, траве они проходят к командующему. Прославленный генерал вручает им ордена Красного Знамени и жмет руки.

— Старшина Верещагин!

— Старшина Урманов!

— Спасибо, орлы.

Галим дышал часто, жарко, хотелось пить. Он чувствовал, что падает… падает… куда-то в темноту, в пропасть, и вдруг все пропало.

Второй день отряд Верещагина ходил по тылам финнов. Неприятель, кажется, заметил его присутствие. В первый раз отряд сумел ускользнуть и замести свои следы. Во второй раз пришлось принять короткий бой, но и тут удалось вырваться легко, и опять разведчики Верещагина зелеными тенями пропали в лесной чаще.

Метрах в ста от реки, под лопухами, старший сержант Ильяс Акбулатов обнаружил два провода и тотчас же доложил об этом Верещагину.

— Нашел два провода, — шептал он, сидя на корточках. — Один — черный, тонкий. Второй — красный, толстый. Меня удивляет красный, потому что у финнов таких проводов не было. Уж не немцы ли это?

— Откуда здесь немцы? На этом участке их никогда и не было.

Верещагин осмотрел и ощупал провод. Действительно, у финнов такого не было. Значит, немцы? Если так, это очень важно знать нашему командованию.

Верещагин объявил бойцам свое решение и послал Акбулатова вместе с Лановым на поиски тропинки.

— Во что бы то ни стало нужен «язык».

Они вскоре вернулись, — оказывается, тропинка пролегала в трехстах метрах отсюда.

— В одном месте поперек тропинки лежит сухое дерево, — сказал старший сержант. — Кора дерева ободрана гвоздями. А у финнов сапоги без шипов.

— Все ясно, — решил Верещагин и посадил четырех бойцов в засаду на тропинке. Акбулатов с Лановым залегли в семи-восьми шагах от нее, а Адамчук, широкоплечий и немного медлительный ярославский колхозник, с голубоглазым и светловолосым Гаранским замаскировались под ветвями. Желто-зеленые халаты разведчиков настолько сливались с окружающей местностью, с цветом хвои и мха, что их невозможно было заметить, пока не наступишь на них ногой.

Неизвестно было, сколько времени придется ждать, И хотя было довольно светло, неумолимо тяжелели веки, клонило ко сну.

Прошло не более часа. Начал накрапывать дождь. Засверкали клинки молний, загрохотал, как из дальнобойной пушки, гром. Ветер выл и стонал на тысячи ладов. Деревья с треском валились. Вдруг хлынул ливень.

На разведчиках уже не оставалось сухой нитки. Одежда прилипала к телу. Леденящий холод пронизывал до костей.

На тропинке по-прежнему никто не появлялся. Дождь вдруг сменился крупными хлопьями снега. В несколько минут зеленый лес сплошь побелел.

«Вот тебе и на, — подумал Акбулатов, — снег в июне».

Так же внезапно снегопад прекратился. Проглянуло солнце. Но, лежа на сырой земле, в промокших гимнастерках, разведчики не могли отогреться.

Прошло еще три часа.

На тропинке показались с винтовками в руках два солдата, шагавшие в больших с шипами ботинках осторожной, кошачьей походкой.

По приказу Верещагина первого надо было взять живым, а второго бесшумно уничтожить. Захват «языка» он поручил Акбулатову и Ланову.

Акбулатов моментально забыл о холоде. Глаза его впились в идущего врага. «Пусть только бревно перешагнет… Тогда, если вздумает оказать сопротивление, не сможет спрятаться за него», — прикидывал Акбулатоз. Вот и бревно позади. Акбулатов совершенно беззвучно вскочил на ноги, одним взмахом руки заткнул гитлеровцу рот, другой рукой схватил его за горло и повалил навзничь. Тот барахтался, пытаясь выстрелить. Но подоспевший в это время Ланов вырвал у него винтовку.