Абдурахман Абсалямов - Орлята

Притулившись к широкой спине Верещагина, спал Ильяс Акбулатов, спали все разведчики; только часовой да Ломидзе не смыкали глаз. Ломидзе разобрал свой аппарат, тщетно пытаясь вернуть ему силу. Слушая тревожный рокот сосен, он нетерпеливо строил планы, один смелее другого.

Верещагин, проснувшись, сказал, что решил побывать на неразведанных участках и как можно скорее вернуться домой.

Но когда они стали подниматься по покрытому светло-бурым мхом склону горы, передовой дозор дал сигнал остановиться. Минуты через две показалась высокая фигура Ломидзе. Он бежал, чуть пригибаясь вперед, держа автомат в руке.

— За сопкой, у подножия, — финны!

Верещагин кинул колючий взгляд. Слева и сзади — болото, спереди в любую минуту могут выйти финны, а справа вилась узенькая полоска леса. Вдоль нее Верещагин и решил выбираться. В разведку он послал Акбулатова с Каербековым.

— Выясните, можно ли пройти.

Оставшимся Верещагин приказал занять круговую оборону. Пока разведчики готовили огневые позиции, вернулись Акбулатов и Каербеков.

— Товарищ командир, дорога отрезана. Там финны, — доложил Акбулатов. — Я заметил даже пулемет под сваленным деревом.

Верещагин, нахмурясь, обдумывал несколько минут положение. Разведчики ждали его решающего слова. Верещагин поднял голову. Загорелое его лицо было суровым и спокойным.

— Скажу прямо: тяжелое положение, товарищи. Все пути нам отрезаны. Есть только один выход — продержаться на этой высоте до вечера, а с темнотой ударить по врагу и выскочить из кольца. Не впервой нам, друзья. Покажем, что значит советский разведчик.

Спокойствие и решимость Верещагина подействовали на разведчиков, они оживились.

Наблюдатель Каербеков заметил, что на болоте зыблется камыш. Немного спустя отряд финнов показался у самого подножия высоты.

— Без моей команды не стрелять, — предупредил Верещагин.

От вражеского отряда отделились трое финнов с автоматами. Постояв немного, они осторожно двинулись вперед, озираясь по сторонам.

Разведчики ничем не выдавали своего присутствия. Вражеский дозор приближался. Можно было ясно различить их лица и длинные козырьки фуражек.

Верещагин решил подпустить финнов поближе: тогда они очутились бы в тяжелом положении, им не укрыться на голом склоне горы.

Разведчики до того искусно замаскировались, что финны не обнаружили их до последней секунды. Зазвучала громогласная команда Верещагина:

— Рота, по фашистам огонь!

Трое шедших впереди фашистов повалились на землю, не успев сделать ни выстрела. Остальные залегли, открыв беспорядочную пальбу. Огонь разведчиков, хорошо укрытых за камнями в ячейках, был гибельным для врага. Не выдержав, маннергеймовцы начали отступать.

Разведчики преследовали их огнем до тех пор, пока они не скрылись в болотных зарослях.

Ломидзе был недалеко от младшего лейтенанта. Он тихо, чтобы слышал один Верещагин, сказал:

— Товарищ командир, разрешите подобрать финские автоматы.

Верещагин кивнул головой.

Ломидзе пополз, прячась за выступами скалы. Финны, заметив его, открыли огонь, разведчики в ответ дали залп по камышам.

Ломидзе, прихватив три автомата и патроны к ним, благополучно добрался до своего окопчика.

— Сейчас будем жарить из их же «суоми», — подмигнул он. — Пожалуй, не обидятся на свое оружие.

Каербеков до боли в глазах наблюдал за тылом. Неожиданно кусты сдвинулись и поплыли. Остановились, опять поплыли. Каербеков дважды свистнул, давая знать, что враг показался с тыла.

В это время послышался тройной свист, означавший, что враги появились и справа.

— Короткими очередями! — командовал Верещагин.

Финны ползли цепями по всему фронту.

Разведчики отбили еще две атаки.

Над высотой показался фашистский самолет, через несколько минут на ней стали рваться снаряды. Очевидно, огонь артиллерии финны корректировали с самолета.

Высоту окутало черным густым дымом. Вздымались столбы земли, с треском и гулом взлетали и падали сосны. Когда артиллерия смолкла, на высоте сначала не заметно было никакого движения. Но вот немного спу стя в одном месте зашевелилась земля. Поднялась большая спина Верещагина. Он встал и, выплюнув изо рта набившийся песок, хрипло крикнул:

— Есть живые?

Рядом с ним начал подниматься еще один холмик. Это был Ильяс Акбулатов. Верещагин помог ему выкарабкаться из-под земли и камней.

Остальные не поднялись. На этот раз атакующих финнов встретили только два автомата. Потом смолкли и они…

В день операции Галима Мунира уезжала на всеармейское совещание медработников. А когда она под вечер вернулась к себе, Лиза невзначай рассказала ей, что Александр Юрьевич сделал операцию молодому лейтенанту и что главврач высказал сомнение: как бы не пришлось ампутировать руку. Лизе было невдомек, что она сообщила Мунире очень тяжелую для нее весть.

— Как фамилия раненого? — спросила Мунира, ничего не подозревая.

— Не запомнила… Чудная фамилия… Хотите, я сейчас узнаю…

Лиза и разговаривала по-детски торопливо, и в походке ее было что-то детское — она словно летала, широко помахивая руками и с утра до вечера мурлыча свой любимый «Синий платочек». Что-то в этой юной девушке напоминало Лялю, — может, поэтому она пришлась Мунире по душе с первого же дня.

— Урманов, Мария Мансуровна, — беззаботно на бегу сообщила Лиза.

— Урманов?..

Мунира пошатнулась, закрыв одной рукой глаза, а другой ища опоры.

— Ой, что это вы, Мария Мансуровна? — обняла ее Лиза.

— Где он лежит? Проводи меня к нему, Лиза.

В длинной землянке, скупо освещенной маленькими окнами, Лиза показала на ближнюю койку.

— Вот, — и остановилась, приложив палец к губам.

Мунира, всматриваясь в лицо Галима, словно в забытьи шептала:

— Галим… Галим…

Но Урманов крепко спал.

Обойдя больных, она снова поспешила к Галиму. Он все еще спал, тихонько постанывая во сне. Мунира присела у койки, всматриваясь в его осунувшееся лицо. Здесь, здесь ее любимый…

Она нежно коснулась рукой волос Галима. Он наконец открыл глаза.

— Разве можно так долго спать, Галим! — сказала Мунира с шутливым упреком. — Как ты себя чувствуешь?

Галим смотрел, словно не узнавая ее. Все в этом родном облике напоминало ту самую Муниру, с которой он любовался рассветом над Кабаном. Однако острый взгляд Галима с болью заметил морщинки у глаз и висков, заметил и шрам на подбородке. Сердце его забилось сильнее, и по телу пробежала горячая волна. Он поднялся и, потянувшись к ней здоровой рукой, воскликнул:

— Мунира!

Мунира, взяв его за плечи, мягко уложила на подушку.

— Галим, не волнуйся, нельзя…

Но он уже крепко держал ее за руку.