Абдурахман Абсалямов - Орлята

— Смотрите: миномет-то американского производства!

— Эго, наверно, довоенный? — Наиль прочел клеймо на английском языке, — Финны до войны получали оружие из Соединенных Штатов.

— Я тоже гак думал, но… — младший лейтенант постучал перочинным ножом по клейму, — посмотрите дату — тысяча девятьсот сорок четвертый год. На многих стволах клейма спилены напильником или залиты, а вот на этом только закрашено краской. Даже скрыть не очень-то постарались.

Оба помолчали. Младший лейтенант снова вскинул голову к небу, будто ожидая воздушного налета.

— Как же это получается, товарищ старший лейтенант? Выходит, наши союзники действуют на два фронта? Вон сколько отобрал я их, — сказал он, показывая на груду разного оружия. — Вы спросите: для чего? Для наглядности… — И, не выдержав спокойного тона, вдруг заговорил с гневом: — Мало того, что они тянули с открытием второго фронта, дав возможность Гитлеру бросить все свои дивизии на нас, так еще исподтишка помогают нашим врагам оружием. Я вовсе не думаю, что это оружие попало в руки финнов случайно! Это не случайность. Это, по-моему, самое циничное предательство и нож нам в спину! — Овладев собой, младший лейтенант заговорил более спокойным тоном: —Может быть, я ошибаюсь. Но я не хочу, чтобы вновь падали бомбы на головы моих учеников. Я пятнадцать лет учил детей. Из них вышли врачи, инженеры, лесоводы, учителя. Все они были заняты мирным трудом, но почти все погибли под фашистскими бомбами. А больше всего погибло ребят, — гитлеровцы бомбили нашу деревню в первый же день войны. Тогда я, учитель, взял винтовку и пошел простым солдатом… Говорят, время все заставляет забыть, но я, пока жив, не забуду своих убитых и искалеченных учеников. Есть в мире вещи, никогда не забываемые!..

Эта случайная встреча и рассказ учителя взволновали Наиля. Он уже думал о короткой газетной информации. Ночью, укладываясь спать уже в другом подразделении, под открытым небом, и глядя на ясный небосвод, Наиль глубоко задумался. Все отчетливее и отчетливее вырисовывалась перед глазами мрачная тень американского тяжелого миномета с направленным в безоблачное небо жерлом, словно стремящимся проглотить его. Постепенно жерло увеличивалось и становилось чудовищным. Теперь-то Наилю были понятны и злость бойца, когда он говорил об американцах, и тревога учителя. Он подумал о Хаджар, об Акбулатове, трагедию которого ему рассказала Мунира. И, сжав кулаки, пробормотал: «Неужели после такой войны найдутся мерзавцы, которые захотят снова потопить человечество в крови! Нет, народы не допустят новой бойни. Слишком свежи раны, нанесенные и еще наносимые этой войной. Народам нужен мир».

Наиль думал и о своем народе. Каким он был и каким стал! Маленький татарский народ до Октябрьской революции был почти сплошь неграмотным, его терзали бесчисленные болезни, он страдал под двойным гнетом: царизма и своих баев. После Октября Татарстан стал одной из цветущих республик в братской семье Советского Союза. Как выросла и неузнаваемо изменилась его родная Казань — город четырнадцати вузов! Одно это говорит о том, что татарский народ, как и все другие наши большие и малые народы, не хочет войны. Ему нужен мир.

Наиль не мог уснуть. Вдали начали бить наши орудия. Начинался новый боевой день во имя мира.

По данным наземной и воздушной разведки стало известно, что отступающие финны сконцентрировались в сильно укрепленном опорном пункте между двумя большими озерами. Туда же, по сообщению партизан, должна была прибыть свежая финская дивизия. Правда, советская авиация несколько раз бомбила дивизию еще на марше.

На следующее утро генерал вызвал к себе старшего лейтенанта Осадчего, лейтенанта Урманова и старшего сержанта Шумилина. Связной предупредил Осадчего, что вызванные должны быть в штабе через двадцать минут.

Штаб помещался на другом конце карельской деревни. Отпустив связного, Осадчий послал дневального за остальными двумя. Те прибыли к нему тотчас же.

— Собирайтесь. Вызывает генерал, — сказал им Осадчий, сильно затягиваясь: трубка никак не хотела разгораться.

То, что вызвали сразу троих, удивляло его самого, и потому, прочитав в глазах своих подчиненных невольный вопрос, он коротко отрезал:

— Торопитесь!

Через четверть часа они входили во двор дома, где остановился командир дивизии. Это была обыкновенная деревенская изба, У крыльца их встретил адъютант Красовский. В лице его не было и следа прежней юношеской пухлости. Он возмужал, в нем выработалась хорошая военная выправка. Движения сохранили прежнюю стремительность, но в них уже не было излишней суетливости. Они стали рассчитанными и четкими. На груди его красовался орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги».

— Что значит разведчики! Минута в минуту пришли, — сказал он, посмотрев на часы.

— Всем вместе заходить? — спросил Осадчий.

— Да, да, всем вместе.

Красовский открыл дверь и впустил их в горницу.

Генерал был не один. За столом с ним сидели начальник штаба подполковник Дроздов и начальник разведки дивизии майор Сидоров.

Вошедшие остановились у порога и, приложив руку к козырьку, дружно щелкнули каблуками. Осадчий отдал рапорт. Генерал встал и шагнул к ним. Поднялись и Дроздов с Сидоровым.

Из открытых окон в горницу врывался солнечный свет; откуда-то издали, смягченный расстоянием, слышался треск автоматов и пулеметов; порой тяжело ухали орудия, отчего вздрагивали на окнах занавески. Ми мо окон с хлопаньем и треском пронесся мотоцикл, всполошив коричневато-рыжего, с синим отливом на хвосте, хозяйского петуха.

Генерал стоял спиной к свету, глаза его скрывались в тени надбровных дуг, и разведчики не могли понять выражения его лица.

— Поздравляю вас с высшей правительственной наградой — орденом Ленина, — генерал шагнул к Осадчему и тепло пожал ему руку, — а также с присвоением звания капитана! Спасибо за службу.

Никогда не терявшийся в бою, Осадчий на этот раз растерялся, как мальчик. Идя к генералу, он перебрал в уме немало возможных причин вызова. Но в основе всех его догадок непременно лежало боевое задание.

— Служу Советскому Союзу! — справился наконец с охватившим его волнением Осадчий.

Подошли поздравить его и Дроздов с Сидоровым.

Генерал повернулся к притихшим Урманову и Шумилину. Его острые, умные глаза, казалось им, заглядывали в самую душу. А генерал смотрел на них и думал о том, что с такими людьми можно разгромить любого врага. Где только не были они с ним, какие только трудности не преодолевали! Как они закалились, выросли! Вот хотя бы Урманов — начал войну совсем неопытным бойцом, а теперь это известный всей армии, больше — уже всему пароду, герой-разведчик, офицер, член партии. «Да, орлята становятся орлами», — подумал он словами, которые любил повторять во времена гражданской войны его старик отец.