Абдурахман Абсалямов - Орлята

— Вперед, артиллеристы! — крикнул тогда Садыков, подталкивая пушку.

Ляля больше не видела перед собой ни одного фашиста. Только тут она собразила, что выглядывает из-за башни развороченного танка.

Она подняла голову и посмотрела на горизонт впереди. В глазах ее отразилось недоумение: когда это он успел загореться ярко-красными закатными огнями, будто кровью обагрив искалеченные вершины деревьев?

Как она забралась на танк, Ляля не помнила. Ее белый маскировочный халат стал черным. Колени дрожали от усталости.

В роще стало до странности тихо. Быстро темнело.

Автоматчики провели в тыл группу немецких пленных. Пленные с ужасом озирались на конвоиров, стараясь затереться в самую гущу своих. Запуганные гитлеровского пропагандой, они еще не верили, что советские солдаты не трогают пленных. Легко спрыгнув с танка, Ляля смотрела им вслед.

Батальон разместился в только что отбитых у врага блиндажах. Ляля настолько устала, что, не в силах открыть дверь землянки, беспомощно приникла спиной к обледенелой глине траншеи. Кто-то посветил фонарем прямо ей в лицо.

— Халидова, что с тобой?

Ляля узнала голос командира батальона.

— Устала, — выдохнула она.

Комбат открыл дверь и, обняв девушку за плечи, почти втащил ее в землянку. Там уже по-хозяйски расположились бойцы, уютно потрескивали дрова в печи.

— Вы что же это, ребята, Лялю бросили? — сказал комбат, улыбаясь. — И не стыдно вам было забыть о ней? Ведь это она заставила умолкнуть немецкий пулемет.

— Мы не забыли, товарищ комбат, — возразил Шагиев, — Мы ее везде искали, да не нашли. Думали уже, что раненая где лежит.

— Ширяев и сейчас еще ищет ее. «Ночь спать не буду, говорит, а отыщу — живую или мертвую», — произнес Сухов.

Такая искренняя забота боевых друзей тронула Лялю до глубины сердца.

— Не думайте, что так легко отделаетесь от меня, товарищи, — пошутила она, чтобы подавить слезы, — Я счастливая. Долго буду жить.

Бойцы помогли ей снять полушубок, принесли горячий ужин. Несмотря на очень трудно доставшийся день, каждому приятно было оказать хоть какую-нибудь услугу этой маленькой девушке, переносившей наравне с ними все тяготы и опасности войны.

Ляля, обжигаясь, торопливо глотала горячие щи. Но каши не дождалась, — пока Шагиев ходил за ней, ложка выпала из руки измученной девушки, и она так, сидя, и уснула.

В блиндаж вошел связной командира батальона с трофейным автоматом на шее и трофейными гранатами на поясе.

— Где Халидова? — громко спросил он.

Все дружно зашикали на него.

— Тсс!.. Зачем она нужна? — подошел к нему Шагиев. — Может, я могу заменить ее?

— Не выйдет. Нужна она самолично. На партийную комиссию ее вызывают.

Разбуженная громким голосом связного, Ляля встрепенулась. Через секунду она уже стояла на ногах.

— Сейчас буду! — волнуясь, сказала она и стала суетливо искать валенки.

— Валенки твои я посушить поставил. Сейчас принесу, — сказал Шагиев.

В сборах Ляли принимали участие все: один подавал ремень, другой — шапку, третий — винтовку; кто уговаривал не волноваться сейчас, кто — не теряться на бюро, там ведь все свой народ.

Ляля вышла из блиндажа. Темное небо освещали отблески далеких пожарищ. Слышались близкие пулеметные очереди.

Чтобы успокоиться, она постояла минутку, глубоко вдыхая морозный воздух. Забрала было в горсть снега с бруствера — вместо воды. Но снег густо перемешался с землей. Она бросила грязный ком под ноги и приложила мокрую, похолодевшую ладонь к горячему лбу…

Как только за Лялей закрылась дверь, в блиндаже сразу установилась та насыщенная чувством тишина, какая воцаряется обычно в дружной семье, только что проводившей в дальний и ответственный путь своего общего любимца. Правда, Ляля ушла сейчас недалеко — блиндаж, в котором заседала партийная комиссия, находился от них не дальше как в ста метрах. Однако все понимали, что, раньше чем пересечь эти сто метров, Ляля прошла долгие и тяжелые фронтовые дороги.

— Наверно, уже началось… Не растерялась бы только наша Ляля, — сказал вдруг Шагиев.

— Да… — вмешался в разговор боец, лежавший на нарах, посасывая свою неизменную коротенькую, с медным кольцом трубку. — В партию принимаются лучшие из лучших. Знаете, как испытывают самые важные детали, идущие в мотор самолета? Их ставят под лучи рентгена. Деталь тогда насквозь видна, ни один дефект, даже в самом нутре ее, не укроется. Вот так-то проверяют и тех, кого в нашу партию принимают…

Это был Соколов, пожилой солдат, обычно очень молчаливый, больше любивший слушать других.

— Да ты же сам беспартийный, Соколов.

— Так что ж, что беспартийный? По-твоему, о партии должны думать только те, у кого в кармане хранится партбилет? Нет, милок, партийное дело — наше общее дело. Я так понимаю: партия — это наш ум, наше сердце. А раз так, значит, и отделить ее от нас, от народа то есть, нельзя. Так-то!

— Правильно это. Очень даже правильно! — присоединился к нему боец, сушивший у печки свои промокшие варежки, — Партию мы должны беречь как зеницу ока. Вот я приведу вам пример. Сам я садовод, выращивал в колхозе разные фрукты. Если сумеешь уберечь сад от ветра, от стужи да от разных там его вредителей, если печешься о нем денно и нощно, он тебе, сад то есть, сторицей отдаст, как будешь урожай собирать. Так и партия. Она — как огромный сад, в котором выращивается для народа счастливая, правильная жизнь. Если будем этот сад всем народом оберегать да защищать от врагов, то и можем быть уверены, что завтрашний наш день будет светлым и радостным. А человек, если только дать ему веру в его светлый день, может голыми руками горы перевернуть. Ничто ему тогда не страшно.

Блиндаж освещала одна-единственная коптилка. Шагиев порылся в своем вещевом мешке, вытащил припрятанную на случай свечу и зажег ее.

— Пусть будет у нас вроде как праздник, когда Ляля вернется, — сказал он.

Мысль ефрейтора пришлась всем по душе. Нашлись еще две свечи. Теперь блиндаж был ярко освещен.

— А что, товарищи, если мы приготовим Ляле какой-нибудь подарок? — подумал вслух Сухов.

Но что могло у них найтись в этом чужом блиндаже, всего несколько часов назад отбитом у врага? В тощих солдатских мешках тоже не было ничего такого, что можно было бы преподнести как подарок.

Самым изобретательным оказался Сухов. Он предложил собрать с каждого по одному патрону и вручить их снайперу Ляле в качестве коллективного подарка. Подарок должен был вручить самый старший во взводе — Соколов. Подумали и нашли, что это будет, пожалуй, неплохо. Не теряя времени — Ляля должна была уже вот-вот вернуться, — Сухов начал собирать патроны. Прежде чем бросить патроны в шапку Сухова, бойцы тщательно протирали их. Собранные патроны сообща набили в обоймы и передали Соколову.