Абдурахман Абсалямов - Орлята

Красовский сел на патронные ящики.

— Куда? — спросил он ездового.

— Комбат Ростов! — ответил тот, не переставая горячить коня вожжами. Говорил он с заметным акцентом.

Слева ударил снаряд. Второй упал справа.

— На вилку берут! — крикнул ездовой и, лихо свистнув, хлестнул коня теперь уже изо всей силы.

Лейтенант чуть не вылетел из саней. Схватившись за обочины саней и зажмурив от ветра глаза, он уже ничего не видел и лишь слышал, как рвались снаряды, но не знал, что они рвутся уже позади, как раз на том месте, где он был какую-нибудь минуту назад.

Внезапно конь резко остановился.

— Джаббаров?! Молодец! — кричали подбежавшие к саням бойцы. — Давай скорее!.. Ух и жарко там!

— Тащи, растаскивай живей, ребята! — подгонял их лихой ездовой. Вся спина у него была мокрая. От него, как и от коня, валил пар. — Патронов не жалей! Сейчас еще привезу. Где Адольфу меня достать! Поздно он вилками-то орудует!..

А Красовский уже шел по указанной дороге к Ростову. «Вот огонь парень», — думал он о подвезшем его солдате.

Вдруг что-то обожгло ему руку. Красовский остановился, недоуменно огляделся но сторонам и сел в снег. «Ранило», — мелкнула, как сквозь туман, мысль. Сразу стало очень жарко. Лейтенант здоровой рукой сунул в рот комок снега.

«Что это я сел-то? А приказ?..» Красовский вспомнил последний взгляд полковника. Поднявшись на ноги, он медленно побрел вперед. Кружилась голова, Из рукава на снег текла тоненькой струйкой кровь.

Все же он добрался до комбата и передал приказ.

— Даже танки будут? — переспросил Ростов и сверкнул глазами.

Он уже знал, что противник защищен сильно. Минные поля, колючая проволока, по которой пропущен ток высокого напряжения, противотанковые препятствия. Их железобетонные доты простреливают из пушек и пулеметов все подступы. Орудия, которые он приказал выкатить для стрельбы прямой наводкой, не могли разрушить их. Может быть, возьмут танки?..

— Да вон уж и они… — показал он куда-то за спину Красовского.

Шум моторов приближался, как гроза.

— С танкистами идет майор Илларионов! — закричал Красовский на ухо Ростову, стараясь перекричать надвигающийся гул танков.

Но тому уже было не до него. Он поднимал своих бойцов в новую атаку.

— Идите в перевязочную, тут недалеко, — посоветовал Красовскому связист.

— Перевязочная? Недалеко, говорите?

— Да тут же, за блиндажом.

Красовский возвращался из перевязочной чуть не бегом: ему хотелось принять участие в танковой атаке, — может, майор Илларионов разрешит. Но пока он ходил в перевязочную — она оказалась метрах в семистах, в лощинке, — обстановка в батальоне в корне изменилась.

— Скоро танковая атака? — едва успев поравняться с комбатом, спросил он.

— Идите вы со своей… — вырвалось довольно грубо у Ростова.

Только тут Красовский заметил, что комбат чем-то недоволен. Лейтенант не знал, что предпринятая совместно с танками атака успеха не принесла. Танки не могли преодолеть препятствия. Бойцы залегли почти у самых проволочных заграждений. Батальон понес новые потери.

Начинало темнеть. Ильдарскому, неотрывно наблюдавшему за полем боя, было ясно, что боевые качества солдат, лежавших в глубоком снегу, будут уменьшаться с каждым часом. Надо что-то предпринять. И срочно. Неожиданная задержка расстроила его.

Увидев Красовского с перевязанной рукой, он с раздражением спросил:

— Это еще что такое?

Лейтенант, надеявшийся услышать от комбрига благодарность за выполнение боевого приказания, был немного ошарашен таким приемом.

В ту же минуту комбрига вызвал на провод командарм. Он высказал ему свое недовольство.

— Долго, долго шевелишься. Станция должна быть взята немедленно. Другого донесения от тебя не жду.

Полковник предложил ввести в бой резервы, но командарм не дал на это разрешения.

— Резерв вам понадобится впереди.

Полковник еще говорил с командармом, когда на НП появился капитан Сидоров. Он был в белом комбинезоне, с пистолетом за поясом. Видно, только что вернулся из разведки. Лицо его раскраснелось, выбившиеся из-под шапки мокрые волосы прилипли ко лбу. Комбриг встретил его сердитым взглядом:

— Где твои разведчики? Что они делают?

— Они в батальонах. Только что взяли было «языка»…

— Где же он? Почему не сообщаешь?

Ильдарский сделал шаг вперед.

— Не довели, товарищ полковник. Он принял по дороге яд и умер.

— Разини! — яростно выругался комбриг, — Не могли уберечь «языка»! Вот что, капитан, — резко обратился полковник к Сидорову. Прищуренные глаза его горели непреклонной решимостью выиграть бой. — Возьми своих разведчиков — кстати стемнело — и под покровом темноты ворвись во вражеские траншеи. Подними там побольше шума и паники. Тогда дашь две красные ракеты. Итак, жду от тебя сигнала.

Сидоров мгновенно понял и оценил замысел комбрига. Не удалось взять противника прямой атакой — возьмем хитростью. Десяти — двадцати разведчикам гораздо легче проникнуть в оборону противника, чем целому батальону. А пока пошумят разведчики, цепь пехоты сделает бросок и овладеет первыми траншеями.

— Разрешите выполнять, товарищ полковник?

— Иди выполняй!

Вскоре мимо бойцов, лежавших на снегу перед проволочным заграждением, проползли в белых маскировочных халатах разведчики и пропали во тьме. То, что не удалось батальону, удалось немногочисленной группе разведчиков и саперов. Под шум наших пулеметов саперы осторожно разрезали колючую проволоку, сделали проходы в минном поле, и разведчики, пользуясь темнотой, поползли дальше, в расположение противника. Первыми двигались, разгребая снег, будто пловцы воду, Сидоров с Верещагиным, вслед за ними — Ломидзе и остальные бойцы верещагинского отделения. Старшина Урманов со своим отделением полз несколько правее. Капюшон он отбросил назад, чтобы лучше видеть и слышать. После поездки в Ленинград он держался в разведке и в бою с каким-то яростным бесстрашием. Верещагин несколько раз даже одергивал его:

— С ума не сходи, Урманов. Никому это не нужно, чтобы ты зря голову сложил. Запомни это хорошенько.

Но Галим пропускал мимо ушей предостерегающие слова друга.

И на этот раз он вскоре оказался со своим отделением далеко впереди. Ему уже хорошо был виден огонек, дрожавший в амбразуре вражеского дзота. Только он собрался дать сигнал своему отделению подниматься, как взвилась немецкая ракета. Галим уткнулся лицом в снег. Когда он поднял голову, верещагинской группы все еще не было видно. Решив не дожидаться ее, Урманов оглушительно засвистел, одновременно застрочив из автомата по амбразуре дзота. Остальные разведчики открыли огонь по ходам сообщения. Вскоре подоспел и Верещагин со своей группой. Нападение было настолько неожиданным, что у неприятеля поднялась паника. Огонь его сразу расстроился.