Абдурахман Абсалямов - Орлята

— Верно говорит. — И Урманов вручил Верещагину документ немца.

— Откуда прибыли? Давно?

Дрожа всем телом, немец смотрел на обступивших его русских.

— Недавно… Из Штеттина.

— Видал? — кивнул Верещагин головой Урманову.

О появлении новой вражеской дивизии на этом участке важно было поскорее дать знать не только бригаде, но и всей армии. И Верещагин, тут же написав коротенькое донесение, доверил Шумилину доставить «языка» в штаб бригады.

Не успели проводить пленного, послышался гул немецких танков. Выйдя с другой стороны поселка, танки неслись на укрепившихся в окраинных домах бойцов, подпрыгивая на ухабах и выбоинах и ведя огонь с ходу. Один танк врезался в оставшуюся от сгоревшего дома печь и, свалив ее, ринулся в клубах пыли на середину улицы.

Артиллеристы и бронебойщики настигли его прицельным огнем, и он взорвался. Второй закидали бутылками с горючим пехотинцы. Он вспыхнул, как факел, и заметался, чтобы сбить пламя.

Из-за поворота вышел невиданный до сих пор огромный танк.

— Андрей, видишь, что ползет? — крикнул Урманов, выглядывая из окна на улицу.

В лоб танка ударились подряд два снаряда, но не пробили его крепкую броню. Он все полз вперед.

— Пойдем! — решительно позвал Галима Верещагин.

По коридору и разрушенным лестницам они выбежали на улицу и поползли навстречу стальному чудовищу, держа в руках связки противотанковых гранат. На полдороге около Урманова разорвалась мина, и он остановился. Верещагин видел, как он поник, но идти на помощь к другу было невозможно.

Мощный танк разнес в куски одноэтажный дом и, гремя еше свирепее, выполз на узкую площадку.

Верещагин приподнялся. Он находился сейчас в «мертвой зоне», вне досягаемости для огня фашистского танка. Прищуренные черные глаза его впились в машину.

Расстояние между ними все сокращалось. Кто победит: немецкий танкист, спрятавшийся за непробиваемой броней, или советский воин, вышедший на этот бой с гранатой в руке?

Он стоял, по моряцкой привычке, широко расставив ноги.

— Иди, иди, — сам того не замечая, шептал Андрей сквозь зубы в гневе.

Танк задрал нос, чтобы влезть на остатки каменного фундамента. Верещагин поднял руку с гранатой и метнул ее под днище танка. Танк завыл. Верещагин бросил вторую гранату на бензобак и вслед за ней бутылку с горючей жидкостью. Объятый пламенем танк застопорил, встал.

— Ну что, взял? — тяжело дыша, громко сказал Верещагин. Он приготовил автомат, чтобы в упор бить по вражеским танкистам.

Но из горящего танка никто не выходил.

В тот момент, когда Верещагин поднимал руку, чтобы бросить гранату под танк, санитар Василий Березин выбежал из дома к раненому Урманову. Увидев нацеленное прямо на дверь орудие танка, Березин с размаху плюхнулся оземь и, ничего не соображая, пополз вдоль стены. С каждым вздохом ждал он взрыва снаряда, но танк почему-то не стрелял. Так, ползком, санитар добрался до Урманова, лежавшего вниз лицом.

Березин перевернул его, осторожно взял из его рук гранату и быстро ощупал все тело старшины, но раны не обнаружил, хотя Урманов почти не дышал.

— Контузия… — решил Березин и, взвалив старшину на спину, пополз обратно к дому.

Когда они вышли из-под защиты куч кирпича и обломков, из окна второго этажа по ним начали стрелять из автоматов. Пули впивались где-то совсем рядом. Вдруг заработал наш ручной пулемет, и вражеские автоматчики замолчали.

Вернувшись в дом, Верещагин нашел Урманова в одной из разрушенных комнат. Около него на коленях стоял Березин.

— Вася, рана тяжелая? — встревожился Верещагин.

— Контузия.

Верещагин тоже опустился на колени возле друга.

— Галим! — тихо позвал он.

Сгущалась темнота. Поселок горел. Багровые отблески пожарищ плясали на разбитых окнах, освещая возбужденные лица бойцов, разрушенный потолок, содранный кусок обоев и кучи битого кирпича на полу.

Пользуясь затишьем, Березин торопился отправить Урманова в тыл, но, к радости товарищей, Галим открыл глаза. Он не слышал, что ему говорили Березин и Верещагин. Он только видел, при свете пожаров, как у них двигались губы.

В эту ночь к поселку, перед последним штурмом, подтягивались все новые подразделения. Артиллеристы в сосредоточенном молчании выдвигали орудия прямой наводки. Пехотинцы ползли по глубокому снегу, скапливаясь на исходном рубеже.

К полночи сильно похолодало. С Ладоги подул резкий ветер. Небо затянули сплошные облака. Закрутила снежная метель. Разведчики под ее прикрытием пошли в расположение врага. Они должны были вернуться со сведениями не только о противнике, но и о положении дел на соседнем Ленинградском фронте.

Едва завидев возвращавшихся разведчиков, бойцы повскакали со своих мест.

— Ну как? Далеко? — с живейшим нетерпением спрашивали все о ленинградцах.

— Сегодня встретимся, — отвечали разведчики радостно, возбужденно.

Под утро вьюга утихла. Взошло солнце. Разрытое снарядами поле битвы, тяжелые раны земли занесло снегом. Казалось, природа нарочно скрыла эти уродства, чтобы подчеркнуть торжественную красоту сегодняшнего утра с заснеженными, словно задумавшимися, вершинами деревьев.

Результат боя был предрешен. Приближались долгожданные минуты. Так и не сомкнув за всю ночь глаз, полковник Ильдарский вызвал утром парикмахера.

Через несколько минут посвежевший полковник вместе с Красовским, который за эти дни заметно возмужал, вышли из землянки.

Приостановившись на еще не утоптанной тропке, Ильдарский взглянул на часы. Было без двух минут десять.

Полковник поднял голову. Вверху сиял голубой небесный купол.

— Хороший будет сегодня денек, — сказал полковник, осматривая чистое небо.

Не успел Красовский ответить ему, как тишину разорвал артиллерийский залп. Под ногами дрогнула земля, с деревьев посыпался снег. Еще не отгремело эхо одною залпа, как раздался второй, третий, четвертый…

Ростов стоял с ракетницей в поднятой руке, готовясь дать сигнал к последней атаке. Он сдвинул на затылок шапку, пригладив ею свои густые пышные волосы. Верхняя часть лба резко отличалась от обветренной нижней своей белизной.

— Ну, друзья, за Ленинград! — крикнул он.

Взвилась дугой в воздух красная ракета, за ней вторая. И пехота поднялась.

— За родину! — кричали бойцы, устремляясь вперед.

Они выбивали немцев из каждого дома, из каждого подвала. Трещали автоматные очереди, выли мины. По улицам, усеянным трупами гитлеровцев, катились клубы дыма.

И наконец на улицу поселка хлынули неудержимым потоком волховцы, а со стороны Шлиссельбурга — ленинградцы.

Капитан Ростов, широко раскрыв объятия, бежал навстречу офицеру Ленинградского фронта. Тот шагал к Ростову без шапки. Над ними кружились снежинки.